Евгения Малин - Из-за стены

Порой Рита сомневалась в правильности своего выбора, задавая себе вопрос, по тому ли пути пошла, не поддавшись в свое время на уговоры сестры поступать в хореографическое училище. Впрочем, ежедневно глядя на балетную жизнь Аси, от которой та, несмотря на изнурительный физический труд, проблемы с суставами и многочисленные подковерные театральные интриги, была почему-то в восторге, понимала, что вся эта рутина с почти военной дисциплиной и ежедневным классом не для нее. Ей нравилось общение, нравилось постоянное движение, смена обстановки, нравилось искусство перевода, нравилось через язык чувствовать разницу культур и через язык же находить общее, объединяя, выстраивая мосты – но в то же время не нарушая невидимой границы.

– Почему ваши вузы не готовят специалистов-организаторов? – раздался вопрос слева.

Рита поняла, что на сей раз придется выкручиваться, такого в методичке не было. Она и сама хотела бы знать ответ на этот вопрос – ей было совершенно непонятно, как можно вести деятельность, подобную той, которой занимался «Спутник», не имея при этом должного штата хорошо обученных специалистов, с вечными техническими накладками и сбоями туристических программ.

– Международный туризм для нашей страны – достаточно молодое направление, мы только приобретаем опыт в этой отрасли. Специалисты у нас готовятся, их пока выпущено мало, но мы очень стараемся, и надеемся в будущем повысить качество нашего обслуживания.

Рита внутренне понадеялась, что сказанное ею соответствовало действительности, а не было очередной выдумкой для туристов, как та, ставшая уже нарицательной, история про особый сорт колбасы, производимый только в Ленинграде, скормленная в прошлом году одной из переводчиц английской группе, поинтересовавшейся, почему у всех пассажиров пригородной электрички, в которой они ехали, в авоське лежит палка колбасы.

– Какое же оно молодое? – донесся возмущенный возглас справа. – Ваш «Интурист» еще в тридцатые годы работал, мои родители через эту контору в Москву ездили перед самой войной!

Рита обратила внимание на произнесшего фразу молодого человека с соломенными волосами и зашикавшую на него соседку:

– Молчи уже, Отто. И так все знают, что ты особым умом не отличаешься.

Тема войны в общении с немецкими группами была не то что под запретом, но всячески рекомендовалось по возможности ее не затрагивать, слишком болезненной она была для обеих сторон, а если разговор все же заходил – оставлять прошлое в прошлом. Рита, однако, молчать не собиралась.

– Вот именно потому, что наша страна потратила больше десяти лет на послевоенное восстановление народного хозяйства, развитие туризма не стояло в приоритете госплана, прежние формы работы с туристами за это время устарели, поэтому приходится разрабатывать новые и учиться практически с нуля, – ответила она.

За столом повисло неловкое молчание, длившееся, однако, недолго. Сидевшая на дальнем конце стола блондинка, прежде задававшая вопрос о браках по расчету, неожиданно встала.

– Фрекен Рита, – сказала она, – разрешите принести извинения всему советскому народу в вашем лице от всей немецкой молодежи в лице нашей группы за эту войну. Знайте, поколение детей не одобряет действий своих отцов.

Сначала вновь стало тихо. Затем стали раздаваться одинокие хлопки, вскоре сменившиеся общими аплодисментами и одобрительными возгласами «Правильно, Криста!», «Так и есть», «Верно говорит!»

Рита посмотрела на Майера. Тот сидел с багровым от гнева лицом, хотя тоже хлопал, впрочем, весьма сдержанно. Все происходящее случалось на Ритиной практике впервые, и было безусловно неожиданно и трогательно, однако надо было срочно найти выход из ситуации, в которой она оказалась по причине собственной прямолинейности. Она поднялась с места в ответ.

– Спасибо, – просто сказала она. – И вы меня простите, что затронула эту тему. Безусловно, она столь же болезненна для вашего народа, как и для нашего, пусть и иначе.

Она встретилась глазами с блондинкой и признательно кивнула ей в ответ. Готовую вновь взорваться аплодисментами группу осадил Майер, тоже поднявшись со своего места.

– Товарищи, автобус придет через пятнадцать минут. Если у вас еще остались вопросы к нашему гиду, просьба задать их сейчас, – раздраженно сказал он.

Майер был на что-то зол по какой-то непонятной для нее причине. Это было заметно по раскрасневшемуся лицу, раздувавшимся ноздрям и по резкой, отрывистой манере речи, перешедшей с радушных разглагольствований о советско-немецкой дружбе на сухой канцелярский язык.