Николай Энгельгардт - Граф Феникс. Калиостро

Пользуясь огромной библиотекой Елагина, князь предавался изучению оккультных наук и нередко занимался с ним в лаборатории в загородном доме на острове, по владельцу и прозванному Елагиным, алхимическими опытами превращения металлов. Впрочем, сии опыты никаких положительных результатов не дали, хотя пользовались они «Химической псалтырью, или Философическими правилами о камне мудрых» Парацельса [84] Парацельс (настоящее имя Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм; 1493–1541) – немецкий врач и естествоиспытатель, алхимик, астролог и философ, создавший «эликсир жизни». . А на этом руководстве прямо обозначено: «Здесь или нигде искомое нами». Правда, тут же, в предисловии, Парацельс и предупреждает: «Все философическия писания, трактующия о высокой герметической медицине, суть не что иное, как лабиринт, в котором ученики искусства впадают в тысящи заблуждений…»

Князь Кориат продолжал, однако, чтение «герметических писаний» даже и после того, как у него в руках вдребезги разорвалась колба в тот самый миг, когда в ней, по-видимому, уже алела «красная тинктура», причем и он, и Елагин чудом только спасли свои глаза и лица от осколков стекла и едкой кислоты препарата. Иван Перфильевич после этого случая надолго охладел к алхимическим упражнениям и даже стал бранить герметистов как величайших шарлатанов. Но князь Юрий обладал слишком упорным в преследовании возвышенных мечтаний характером. Видел он ясно слабости почтеннейшего Ивана Перфильевича, странные переходы от веры к насмешливому цинизму, но тем не менее любил его добродушие: старик, сплошь и рядом волоча дела, забывая просьбы, иногда в полчаса успевал столько добра сделать, столь многим помочь, сколько другой вельможа и за полгода не успеет.

Елагин казался искренне преданным ордену и верящим в некие тайны, в нем сокрытые, в великое дело какого-то всесветного обновления и возрождения, долженствующее через орден свершиться. Но в то же время вечно тонкая улыбка бродила возле чувственных губ его, и насмешка сверкала в глубине глаз. Когда же ему докучали подагрические боли, то весь свет для него был не мил, и тут отрицал он, кажется, все и выражал крайнее удивление, как это пожилые, умные и просвещенные люди занимаются всякими вздорами. И лишь только боли проходили, опять погружался в эти вздоры.

К князю Кориату почтенный директор зрелищ так привязался, что совершенно уже не мог без него обходиться. Хотя Юрий, как и все мистики тогдашнего русского общества, ожидал пришествия с Запада адепта, который бы наконец открыл VIII провинции высшие тайны «великого дела», но и на него Калиостро произвел сперва весьма невыгодное впечатление. Но затем чудесные явления, произведенные магиком, а может быть, и красота его супруги совершенно потрясли молодого человека. Образ Серафимы, то улыбающийся, то страждущий, преследовал князя. Стонущей тенью проносилась она мимо… И мысли князя поминутно возвращались к ней…

Когда он предавался в бесчисленный раз этим грезам, в кабинет вбежал старый камердинер.

– С их превосходительством нехорошо! Ножку подвернули! Ахти, не вывих ли? Поспешите, ваше сиятельство, Бога ради! – бестолково воскликнул испуганный камердинер.

Князь Кориат нашел Ивана Перфильевича лежащим на софе в секретном кабинете и слабо стенающим. Что касается госпожи Габриэлли, то, известив камердинера о несчастии, случившемся с барином, она сочла благоразумным вслед за тем удалиться, весьма встревоженная, так как все же была виновницей происшествия.

– Любезный князь, я поскользнулся… О-о-о! Нога у меня подвернулась… Страшная боль… О-о-о! Вы довольно сведущи в хирургии… Осмотрите… не сломал ли я себе кость… Верно, вывих… О-о-о, какое несчастье! Позовите людей и перенесите меня в спальню… О-о-о! – так стенал Иван Перфильевич огорченному секретарю.

Камердинер, два подоспевших лакея и князь подняли софу со стонущим стариком, перенесли его в спальню и здесь стали раздевать. При этом князь Кориат, в самом деле обладавший остаточными познаниями в медицине, осмотрел ногу Елагина и с радостью удостоверился, что ни вывиха, ни перелома не было. Старик просто ушиб одну из подагрических своих ног. Требовалась лишь примочка и покой. Затем он дал наместному мастеру лавровишневых капель, уверяя, что боль пройдет весьма скоро и, пролежав два дня в постели, он совершенно выздоровеет. Боль, впрочем, и появлялась только тогда, когда Елагин делал неосторожные движения ногой. Однако он с сомнением качал головой, слушая своего секретаря, и продолжал жалобно охать.