Дмитрий Усачёв - Китай под семью печатями

– Да, на шестом месяце…

– Доктор так и понял…

На рассвете Татьяна повела плачущую сестру домой.

Над мостом через Модяговку небо разрывали сотни ласточек.

Шура и Миша, сироты

Щебет, свист. Похоронные песни. Разорванное небо.

Да, апрельской ночью 1926 года Павел Никитич Усачёв, тридцати лет от роду, приказал долго жить.

Приказал всем нам, своим родным, своим потомкам.

А через три месяца, в июле, родился мальчик, про которого Павел с Прасковьей заранее договаривались, что если в семье появится мальчишка, то звать-величать его станут Вовой.

Сирот стало четверо.

После экскурсий по улице Конной мой гид и переводчик Юра поймал проходящее такси и повёз меня, следуя своей программе. Туда, куда он всех возит.

– Юра, что это такое красивое? – показываю я через стекло.

– Это София, – отзывается с переднего сиденья Юра и тут же уточняет: – Софийский собор. Сейчас там музей, и мы с тобой туда завтра сходим.

Потом достаёт звякнувший телефон, открывает электронную почту и поворачивается ко мне:

– Похоже, Дима, что в Мукден ты не поедешь. Ту фотографию с твоим отцом, где он на фоне колонны, я переслал своему другу, ты мне говорил, что тоже хочешь там сфотографироваться. У тебя не получится. Это был ваш русский красивый памятник, но его снесли в культурную революцию. И сейчас там Мао Цзэдун. Огромный, до небес. Хочешь на него полюбоваться?

– Нет.

Морозно, минус двадцать, но солнечно. Выходим из такси. Я пока абсолютно не ориентируюсь в пространстве, хотя видел карты старых районов Харбина в интернете, сохранил их в смартфоне. Или вот в книге Евгения Анташкевича «Харбин» есть сложенная вчетверо карта города с теми проспектами и улицами, которые сто лет назад носили имена русских писателей и учёных.

– Кстати, Дима, вот улица Гоголя, – радостно сообщает Юра.

Я читаю латиницу под иероглифами – Guogeli.

Транскрипцией почти как «гугл».

– Это и вправду улица Гоголя, ты не шутишь?

И Юра рассказывает, что после массового выезда русских в пятьдесят четвёртом и пятьдесят пятом годах всем городским улицам поменяли названия. При Мао Цзэдуне и улицу Гоголя переименовали в Трудящихся, но после культурной революции ей единственной в городе вернули старое имя – Гоголя. При этом, увы, Юра утверждает, что даже среди его университетских однокурсников, образованных людей, почти никто не знает, что Гоголь – это русский писатель, а чего уж говорить об обыкновенных китайцах.

Так вот, на углу как раз Гоголя и ещё какой-то улицы с нерусским названием – одно из самых главных сегодняшних открытий.

Юра сообщает мне:

– А сейчас мы зайдём в универмаг Чурина.

Он говорит «Чулина», но я научился менять его «л» на «р».

Поменял букву и замер. «Чурин»? Стоп! Пару часов назад, ранним утром, ещё в гостинице, я просматривал на планшете анкеты БРЭМа, чтобы назвать своему гиду и переводчику желаемые для поиска харбинские местечки. И в анкете тёти Милы сотый раз увидел, в каком она магазине работала. Мне ещё и мой двоюродный брат Виктор Усачёв (сын Александра) из Омска привозил, а я скопировал – выписку из китайской «трудовой книжки» тёти Милы. Как она работала в магазине Чурина, как росла по служебной лестнице.

И это – именно магазин Чурина, тот самый?

Я спрашиваю своего экскурсовода – это какой-то новый универмаг Чурина, а не тот, который был семьдесят лет назад? Он несогласно качает головой и подводит меня к мемориальной доске, где написано, что это памятник архитектуры, что построено это здание компанией русского купца Ивана Чурина в 1908 году. Иероглифы, иероглифы, но цифру-то я и сам вижу. Показывает на торец здания и объясняет, что над входной группой иероглифы с названием торгового центра – «Чурин и K°». Неужели как раз здесь работала тётя Мила?

Входим в магазин. Юра еще не проводит меня вглубь, а я уже издалека вижу написанное латиницей приглашение в большущую секцию – ChurinFood. Убеждаюсь, что да, Чурин, тот самый. Юра воодушевлённо рассказывает, что по утрам здесь выстраиваются большущие очереди за хлебом и колбасой.

– Такого хлеба в Харбине нигде не купить, только у Чурина. Никто больше настоящий русский хлеб не выпекает.

Юра тут же мне и себе купил по булочке – они тёплые, из печи. Потом он ждёт, что после его рекламы я куплю колбасу: