Сандра Браун: Сокровенные тайны (За семью печатями)

Она вскрикнула скорее не из-за того, что вдруг увидела таракана, а из-за того, что сломала ноготь. Таракан-то был крошечный, а трещина на ногте — куда хуже. На ее наманикюренном пальчике она казалась огромной и извилистой, как Большой Каньон.

Алекс хлопнула по таракану обернутым в блестящий полиэтилен меню. В нем предлагался скромный набор блюд, которые в этом мотеле подавали в номер. На обратной стороне меню рекламировались блюда мексиканской кухни — их можно было отведать в пятницу вечером. Там была также реклама ансамбля «Четыре наездника», игравшего музыку «кантри» и «вестерн». Каждый вечер, с семи до полуночи, «Наездники» выступали в зале «Серебряная шпора».

Алекс не удалось пристукнуть таракана, и он поспешно укрылся за фанерным туалетным столиком.

— Я до тебя еще доберусь.

Она не без труда отыскала пилку для ногтей в косметичке;

Алекс как раз собиралась навести в ней порядок, но обломила ноготь о металлическую застежку, а тут еще из укрытия вылез таракан, видимо, желая получше рассмотреть нового жильца 125-го номера. Комната находилась на первом этаже мотеля «Житель Запада», совсем рядом с холодильниками со льдом, напитками и всякой мелочью.

Подпилив ноготь, Алекс напоследок придирчиво осмотрела себя в зеркале. Важно было сразу произвести неотразимое впечатление. Они и без того изумятся, когда узнают, кто она такая, но ей хотелось сразить их наповал, чтобы они онемели от удивления, — и тогда бери их хоть голыми руками.

Они, конечно же, начнут сравнивать. Этого не избежать; поэтому ей не хотелось ударить лицом в грязь. Она сделает все, что в ее силах, чтобы они не нашли ни единого недостатка у дочери Седины Гейтер.

Она тщательно продумала свой туалет. Все — одежда, украшения, аксессуары — говорило об отменном вкусе. Общее впечатление было таково: безупречно, однако без излишней строгости, модно, но не чересчур, аура образованной независимой женщины ничуть не умаляла ее привлекательности.

Сначала она была намерена сразить их своим видом, а уж потом удивить, сообщив, с какой целью она явилась в Пурселл.

Всего несколько недель назад этот городишко в тридцать тысяч жителей был крошечной точкой, затерявшейся на карте Техаса. Число крупных зайцев и рогатых жаб не уступало там числу горожан. Какое-то время назад предпринимательская деятельность в городке привлекла бы к нему внимание печати, пусть и довольно скромное. А вот когда Алекс добьется своей цели, сообщения из Пурселла несомненно пойдут под самыми крупными заголовками во всех газетах, от Эль-Пасо до Тексарканы.

Вид у нее — выше всяких похвал, решила она; улучшить его могла разве что воля божия или дорогостоящая пластическая операция. Алекс повесила на плечо сумочку, взяла в руку кейс из угриной кожи и, убедившись, что ключ от номера у нее с собой, захлопнула дверь с табличкой 125.

Когда Алекс подъезжала к центру, ей дважды пришлось сбрасывать скорость возле школ. В Пурселлс час «пик» приходился как раз на конец школьных занятий. Родители развозили чад к зубным врачам, на уроки музыки, в магазины. Некоторые, возможно, отправлялись домой, но замедленное движение транспорта и пробки на перекрестках свидетельствовали, что дома в тот день не оставалось никого. Честно говоря, езда с постоянными остановками ничуть не раздражала Алекс, напротив, это давало ей возможность уловить характер городка.

Над транспарантом, висевшим у пурселлской средней школы, трепетали черные и золотые ленты. С полотна скалилась на проезжающие мимо машины стилизованная черная пантера — символ футбольной команды школы; надпись на транспаранте гласила: «Бей пермианцев!» На стадионе тренировались футболисты. А на соседнем поле, сверкая на солнце инструментами, оркестр репетировал программу, с которой выступит в пятницу, во время перерыва в матче.

Все выглядело вполне невинно. На минуту Алекс охватило сожаление при мысли о том, что ей предстоит и чем это скорее всего обернется для жителей городка. Но чувство вины быстро развеялось, стоило лишь напомнить себе, зачем она сюда приехала. Если она хоть на секунду забывала, как дошла до этого рубежа своей жизни, память услужливо воскрешала перед ней всеобщее отчуждение и суровые бабушкины обвинения. Вряд ли она могла позволить себе хоть чуточку разжалобиться.

В центре Пурселла было почти пусто. Большинство магазинов и учреждений, выходивших на главную площадь, были закрыты. Всюду пестрели бесчисленные таблички о продаже домов и лавок с молотка.