Мариам Тиграни - Картвелеби

– Как ребёнка хоть назвали? – спросил он немного погодя, когда всё же согласился прерваться на кофе.

– Пето, – хрипло бормотал Ломинадзе, встав следом. – В честь крёстного.

Армянин не сказал больше ни слова и позволил увести себя в коридор. Вано отошёл в сторону, когда становой проходил мимо, и уже за его спиной многозначительно кивнул зятю на выход. Тот понял, что ему следовало принять участие в ночном распитии кофе, но, когда они с шурином постарались догнать сильно убежавшего вперёд пристава, мужчина сделал им короткий жест, видимо, означавший, что гостиную он найдёт сам, а потом медленно скрылся за углом.

Когда его внушительный силуэт исчез из виду, Пето резко отпустил страх, и он без сил опёрся на стену, прикрыв веки. Вано без слов встал рядом и положил руку ему на плечо. Обходительная улыбка, которой юный князь пускал пыль в глаза Арсену Вазгеновичу, бесследно исчезла, но он всё же участливо подмигнул зятю:

– Я видел Андрея и Резо, прежде чем они сделали отсюда ноги.

Пето изнурённо зажмурился.

– Хорошо, что это был ты, а не кто-либо другой…

Молодой Джавашвили иронично хмыкнул, признавшись, что и ему приходила в голову эта мысль.

– Они сказали, что у них есть план, как нас выручить, – зашептал он несколько погодя, чем возродил почти умершую надежду на счастливый исход. – Крепись. Нам не остаётся ничего другого, кроме как ждать и надеяться. Мы здесь как в мышеловке с котом…

Оба синхронно посмотрели вдаль, мысленно представив себе образ Арсена Вазгеновича, так или иначе вызывавший подобные ассоциации.

Но что могли Резо и Андрей в одиночку?!.. Лучше бы они не строили из себя античных героев, а изначально не заваривали всю эту кашу!

– Если всё выгорит, то они ждут нас сегодня вечером на нашем месте у церкви равноапостольной Нины. Помянем Славика…

«Если всё выгорит». Что бы это могло значить? Если их не посадят за решётку или не расстреляют, узнав и про статью, и про всё остальное? Пето иронично оскалился.

Ну почему?! Почему они с Вано всегда попадали в самые большие передряги?

***

За окном рассветало, когда Давид разлепил отяжелевшие веки и от души зевнул. Первой, на ком остановился его затуманенный после неспокойного сна взор, оказалась Саломея. На пару с Тиной молодая женщина раздавала собравшимся в гостиной друзьям и знакомым крепкий кофе. Даже издали он разобрал, как обе дочери Георгия Шакроевича приносили всем извинения за безнадёжно испорченный вечер. Нино сладко посапывала на плече у его брата на кушетке прямо напротив, да и сам Шалико изрядно клевал носом, хоть и бодрился изо всех сил. Давид не смог сдержать улыбки, глядя на них.

Умиление, вызванное ангельским умиротворением на лицах молодых людей, сменилось неприкрытым раздражением, когда старший Циклаури услышал, как кто-то из Бараташвили стал откровенно злословить о хозяевах этого бала. Злые языки твердили, что обнаруженный на семейном празднестве труп нелегко назвать хорошим предзнаменованием, и он довольно грубо осёк бы их, если бы кузены из Тифлиса – те самые, с которыми они с Шалико и Вано так хорошо танцевали под рачули, – не опередили его.

Он живо проснулся, когда Саломея Георгиевна приблизилась с подносом в руках. Горячо ответив на её тёплую улыбку, мужчина с готовностью взял у неё из рук кофейную чашку, и в какой-то миг их пальцы соприкоснулись. Давид отдал бы всё, чтобы этот блаженный момент длился чуть больше, и, чтобы не выдать своих чувств, он вежливо сделал глоточек приятной терпкой жидкости.

Краска как будто залила её лицо, но молодой князь не решился принимать это наблюдение на свой счёт. К счастью, круг гостей на нём сомкнулся, и Саломея устало опустилась на свободное место рядом, отставив пустой поднос в сторону.

– Вы сильно вымотались, Саломея Георгиевна? – участливо спросил он, но тотчас же понял, что сболтнул глупость. – Не слушайте вы эти россказни о плохих знаках… наверняка произошло какое-то недоразумение, и этот юноша случайно оказался на вашем приёме.

– Я не особо верю в приметы, – со вздохом ответила она, смотря куда-то вперёд. Давид сразу увидел, что она не сводила глаз с мужа и брата, стоявших в стороне. – Но и недоразумением я это назвать не могу… что-то, определённо, случилось, о чём мы можем только догадываться.

Старший Циклаури искоса посмотрел на аккуратный профиль Саломеи, на её беспокойно поджатые губы, заметил нервно перебиравшие пояс платья пальцы и сразу же прикусил язык. Всё в её фигуре выдавало сильную тревогу и напряжение, и Давид поспешил сменить тему, чтобы больше не расстраивать её.