Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том восьмой

– Что вы делаете, – он достал очередной прозрачный пакет, – вы не имеете права, это мой отец! Работник ЦРУ пожал плечами.

– Я действую согласно инструкции, мисс, – здесь ее не называли даже по фамилии, – мистер Зильбер не является вашим кровным родственником. Остальные, кроме вашей матери, – он кивнул на альбом, – тоже не являются, но мы решили в данном случае… – Леона издевательски закончила:

– Проявить снисхождение и разрешить мне фото дедушки, которому девяносто лет, – она все-таки сорвалась, – верните фотографию моего отца на место! – незнакомец холодно сказал:

– Ваш настоящий отец, – перед ее носом оказалась раскрытая папка, – осужденный на смертную казнь шпион и предатель Америки, – Леона сначала подумала, что смотрит на Гурвича, – вот он на электрическом стуле, – женщина не успела отвести глаза. Из обгоревшей массы плоти торчали закопченные кости, ее затошнило:

– Уберите, – Леона опустила лицо в ладони, – уберите, прошу вас… – ей на колени шлепнулся альбом.

– Собирайтесь, мисс, – неприязненно сказал незнакомец, – через четверть часа за вами придут. Вас переводят в другое место, – бережно положив альбом в рюкзак, Леона покусала губы.

– Я хочу поговорить с моим другом детства, мистером Циммерманом, – она понимала всю глупость своей просьбы, – пожалуйста, – работник ЦРУ словно не услышал ее.

– В пятнадцать пятнадцать за вам придут, – он поднялся, – всего хорошего, мисс, – Леона справилась с пляшущими пальцами.

– Надо как-то связаться с Джошуа, – решила женщина, – он вытащит меня отсюда, – дверь открылась, когда Леона стояла в центре комнаты.

– Зильбер, – один из давешних парней с рейса шагнул внутрь, – следуйте за нами, – Леона вышла в подземный коридор.

На дубовых половицах номера громоздились яркие рюкзаки. Французские двери на балкон распахнули. Окна большого номера выходили в тихий двор пансиона. Жаркий ветер трепал холщовые зонтики над столами кафе. Внизу играл томный джаз. Под беленым потолком вращался старомодный вентилятор. Полковник Кардозо сидел за столом в одних шортах и майке.

– Словно я и не уезжал из Тель-Авива, – смешливо сказал он, – влажность почти стопроцентная, – его большие руки ловко разбирали пистолет, – однако скоро придется сменить пляжный наряд на кое-что потеплее, – рядом с рюкзаками стояли бумажные пакеты.

Они, как выразился Иосиф, обчистили большой магазин спортивного снаряжения. Ими занимался кряжистый мужик с военной осанкой.

– Вы в горы собрались, – со знанием дела сказал пожилой продавец, – на запад или на Аляску, – Иосиф подмигнул ему.

– Мы держим путь на север. Нам нужны пуховики, – он загибал пальцы, – горные ботинки, шапки, шарфы, свитера, теплое белье, походная печурка, – от лыж Иосиф, впрочем, отказался.

– На леднике лыжи ни к чему, – сказал он кузенам по дороге в пансион, – а снег в тех краях ложится только в октябре. Мы едем в каменистую тундру. Вернее, мы едем, – он ввернул крепкое русское словцо, – знает куда, – Питер поправил его: «Туда даже летают самолеты». Полковник фыркнул:

– Не дальше Гризе-Фьорда. Все, что лежит севернее, дорогой кузен, – он потрепал Питера по плечу, – остается такой же неизведанной территорией, как и во времена, когда наша родня основала в тех местах первую факторию компании Гудзонова залива, – Питер хмыкнул:

– Если верить легенде, факторию они основали гораздо южнее. На Эллсмире никто не бывал, кроме нацистов и покойного дяди Меира, – Максим возразил:

– Дед Ворона добирался до тех краев, – он заставил себя говорить спокойно, – и даже оставил автограф, – Максим старался не думать о Наде.

– Что думать, когда нечего думать, – устроившись напротив Иосифа, он тоже занимался оружием, – она замужем и счастлива, у нее ребенок, – Максим ловил себя на том, что ему хочется отправиться в аэропорт Даллеса.

– Три часа до Бойсе на самолете, – он хорошо помнил карту, – и еще меньше часа до Маунтин-Хоум. Максим понимал, что на авиационную базу его никто не пустит.

– И даже если пустили бы, – невесело подумал он, – что я сказал бы Наде? Что я ее люблю и буду любить всегда, – ему стало горько, – оставь, Волк, пора слезть с дохлой лошади.

Как и предсказывал отец, по возвращении с Эллсмира его ждало место в, как выразилась мать, самом неинтересном отделе Набережной.

– Пистолета ты и в глаза не увидишь, – усмехнулась Марта, – засядешь за пишущую машинку заниматься переводами и аналитикой – Максим отозвался: «Нарукавники мне выдадут или покупать свои?». Мать отозвалась: