Андрей Лушников - Опрокинутый жертвенник

Сопатр поморщился:

– Мне завтрак испортил повар Симонида еще вчера вечером, когда приготовил мясо на прогорклом масле. У меня после того, как я отведал его стряпни, такая изжога – будто в желудке разожгли жаровню.

Элпидий засуетился было у стола, но Ямвлих удержал его:

– Не надо так спешить, мой юный друг. У нас есть еще время поговорить о родах масла в лавках Гадары.

Все философы заулыбались, поняв шутку учителя. Ямвлих разбирался более в высших родах запредельных сущностей, чем в каких-либо родах масла. Теург глотнул из чаши, разгладил жесткую бороду и с прищуром глянул на Элпидия:

– Так что ты успел узнать о Гадаре, пока мы оставались здесь?

– Прежде всего, имя.

Ученики теурга одобрительно закивали.

– Похвально. Ты хорошо запомнил, что я тебе говорил о значении имени. А еще что?

– Город во всем наполнен противоречиями. Красные колонны стоят рядом со зданиями из небеленого черного базальта, дорогие таверны – он кинул взгляд на улыбающегося Диониса на фреске, – с лачугами, крытыми соломой. Везде суета и нервозность, как и в Антиохии. Видно, что новые налоги, вроде хрисаргира, добрались и сюда.

– Ну кто-то же должен, друг Элпидий, платить за воссоединение Империи под знаменами Константина, – сказал с улыбкой Евстафий. – К тому же, у маленькой дочки императора, несмотря на ее нежный возраст, огромный аппетит. Знаете, какие первые слова она произнесла? Нет?

Евстафий, как опытный палач, дал ученикам теурга время помучаться в догадках и рубанул:

– Дай золотой!

– Вот как дети чеканят новые слова, – сказал с улыбкой Сопатр.

– То-то будет кому-то золотая жена! – добавил Феодор.

Философы расхохотались.

Ямвлих движением руки прервал веселую перепалку учеников, забывших об осмотрительности, и встал с ложа. Это означало, что затянувшийся завтрак окончен и пора идти к горячим источникам.

Захватив кувшин с бальзамом и широкие полотенца, ученики теурга вышли вслед за Ямвлихом за ворота Гадары. Солнце уже начало припекать, и друзья-философы несколько раз останавливались по дороге отдохнуть в тени виноградников. Дойдя до двух ближайших источников, великий магистр предложил ученикам дальше не идти. Тем более, сказал он, никого в этих старых бассейнах нет, а, как известно, купальщики в целебных банях – все как один любители уединения, потому что не хотят выставлять напоказ свои язвы, стараются уйти подальше, и, стало быть, чем дальше идти – тем меньше места останется у горячих купален. Ученики сочли предложение Ямвлиха резонным и остановились.

Солнце стояло в зените, в винограднике пели птицы, бился между камней Гиеромакс, сбегая в долину Иордана. Вокруг источников не обреталось ни души, только невдалеке на холме пастух пас стадо овец. Вода в бассейне оказалась солоноватой и настолько горячей, что тело в ней долго не выдерживало. Ямвлиху и его ученикам приходилось часто выходить по полуразрушенным ступеням из воды и, завернувшись в полотенца, сидеть на каменных плитах, ограждающих источник. Дольше всех выдерживали в горячей воде капподокийские братья, они сидели по шею в воде красные, как вареные омары, и довольно кряхтели.

Омывшись, Ямвлих в раздумье сидел на базальтовом камне у бассейна. И тут дотошный Феодор вновь завел разговор о магии и теургии. Он вспомнил вознесение Ямвлиха во время молитвы Гелиосу в Дафне на рассвете в первый день знака Льва и с сомнением произнес:

– Мне показалось тогда, что это обман зрения. Известно же, что при восходе солнца от земли поднимаются испарения, а от этого иногда мнится, что предметы, твердо стоящие на земле, возносятся ввысь…

– Ты сомневаешься в том, что видел собственными глазами? – возразил ему с жаром Элпидий. – А вы, разве все вы – не видели того же, что видел я? – обратился он к философам. Но ученики теурга благоразумно промолчали.

– Я бы не хотел спорить с нашим юным Элпидием об обмане зрения, иначе он скажет, что я косоглаз и убедит в этом всех вас. Однако, учитель, – не унимался Феодор, – я осмелюсь высказать то, что каждый из нас, за исключением, наверное, Элпидия, думает после того… после того случая… в твоем доме в Дафне. Не мог бы ты показать еще что-либо более великое, и на сей раз развеять все наши сомнения насчет остроты нашего зрения?

Ямвлих подумал и, грустно улыбнувшись, ответил:

– Ваша настойчивость простительна. Вы по привычке смотрите на все телесными глазами, а не глазами души. Так и быть, я покажу вам то, что вы хотите. Но предупреждаю: никаких вопросов!