Подполковник тут же пресек его попытку:
– Да сидите вы, Емельян Макарыч. Ну что, без изменений?
– Все по-прежнему, Георгий Семеныч, – ответил с огорчением в голосе мужчина, тяжело поднявшись на ноги.
– М-да, – неопределенно протянул подполковник. – Ну что я могу вам сказать, чем вас утешить, Емельян Макарыч? Да ничего утешительного сказать не могу, кроме разве одного, – езжали бы вы, Емельян Макарыч, с богом домой.
– Ну как это? – удивленно возразил мужчина. – А сын? Оставить его вот так, как есть, и укатить домой, не обнявшись, не поговорив… Ну как это, Георгий Семеныч?
Мужчина развел руками, отчего потухшая цигарка выпала и легла ему под ноги:
– Вот уеду, а он седни, а могет быть, и к завтрему возьмет да и оклемается. Хватится, а меня нет. Вот дак отец, скажет… Ну как это – уехать?!
Подполковник стоял перед мужчиной и молча, не нарушая его печальных излияний, слушал. Алексею было неловко встревать в чужие дела.
– И другое дело, – вынув из кармана накинутой на плечи кацавейки серую, помятую тряпицу и утерев ею нос, продолжил мужчина, – а вот вы же, Георгий Семеныч, или другая какая военная инстанция – хвать, да и признаете его врагом нашего народа. А ведь он не враг! Не враг он! Ну не может нормальный человек запамятовать, не помнить ничего о своей жисти. Никак не может! Забыть отца родного, мать, дом…
– Да успокойтесь вы, Емельян Макарович, – мягко произнес подполковник. – Об этом пока вопрос и не стоит…
– Вот именно, пока… – подхватил мужчина. – А завтрего встанет. И заступиться за него, словечко замолвить за сыночку мово и некому будет. А вся-то вина его, как я понимаю, в том… – Емельян Макарович уже не сдерживал и не прятал бежавших по щекам слез, – что немцы, будь оне трижды прокляты, наизмывались над сыном моем, что-то натворили над его головой…
Он уткнул лицо свое в платок и начал медленно оседать на валун.
– Ничего, ничего, Емельян Макарыч, разберемся. Успокойся. Во всем разберемся. Подполковник дружески коснулся плеча мужчины и молча кивнул Алексею: мол, пошли.
Они спустились по лестнице вниз. Подполковник толкнул дверь. Внутри, рядом с дверью, за решетчатой перегородкой, находился дежурный. При появлении подполковника он вытянулся и начал доклад:
– Сержант Го…
Подполковник махнул рукой: мол, достаточно. И обратился к дежурному:
– Нам бы на русского немца поглядеть…
– Есть, товарищ подполковник, – засуетился тот, забрякал ключами у двери напротив.
Подполковник посторонился, пропуская Алексея. Помещение было сумрачным, едва освещалось одним подслеповатым, маленьким, грязным окошком. Глаза Алексея скоро попривыкли к полумраку, и он разглядел под низкими кирпичными сводами у стены справа мужскую фигуру в немецкой полевой форме. Судя по погонам, это был рядовой. Мужчина сидел на чем-то низком и неудобном.
– Вот такой кадр, – представил пленного немца подполковник. – По-нашему, то есть по-русски, ни бе, ни ме. Да и по-немецки, похоже, не лишку. Вот такой странный тип.
Вид пленного был отталкивающе неприятен. Лицо заросло непонятного цвета (так показалось в полумраке) густой и длинной щетиной. И лицо, и руки, и одежда были грязными, давно не знавшими воды и мыла. Кроме того, как сумел заметить Алексей, одно запястье немца было охвачено толстым металлическим кольцом, к которому одним концом крепилась цепь, а другой ее конец уходил в темный угол за немца и, видимо, был надежно прикован. «За что это ему такое средневековое наказание?» – подумалось Алексею.
– Дикарь, – как бы отвечая ему, произнес подполковник. – Кидается на всех, рычит… Готов просто порвать, задушить каждого.
– Я не ослышался? – произнес Алексей. – Вы, кажется, назвали его русским немцем…
– Совершенно верно, – подтвердил подполковник. – Он и есть. Когда его взяли в плен наши разведчики и приволокли в свои траншеи, его разглядел один наш боец и признал в нем своего земляка. «Да это же Ванька Сухоруков! – забожился боец. – Вот вам крест, точно он». Но Ванька земляка чуть не растерзал. Для установления истины мы доставили сюда из деревни его отца – Емельяна Макарыча Сухорукова. Того самого, с которым только что разговор вели.
Подполковник чуть помолчав, продолжил:
– Да, это была картинка! Представляете – отец сына признал, а сын на отца смотрел, как…
Подполковник не смог найти сравнение и повторил:
– Да уж, это была картинка.
– Может, вы с ним покалякаете по-ихнему, – вдруг предложил Алексею подполковник. – Наши как-то пытались – ни хрена, ничего, то есть, не вышло.
Читать дальше