Аскольд Герсо - Графиня поневоле

Бывало, что, заслышав звонкие девичьи голоса на заводи, где вода доходила ему до подбородка у самого берега, а дальше заходить он побоялся в одиночку, он подкрадывался, стараясь не производить шума, и подсматривал за купающимися девушками. Да кого из нас в подростковом возрасте помимо нашей воли, любопытство не тянуло подсматривать? Сие желание возникает самопроизвольно и крайне затруднительным представляется устоять перед ним.

Разок, ему даже досталось от девушек, когда вот так же подглядывая, он сам не удержался и чихнул, всполошив их. Девушки, подняв громкий визг, кто как прикрываясь, те, что были на берегу, схватили свои платья. Купавшиеся в заводи, старались по самое горло, погрузиться в воду и обращались к подругам с просьбой подать одежды. И столько было во всём этом неподдельного озорства и веселья.

Но, увидев, что это мальчонка, они лишь шутя огрели его верхними платьями, ещё звонче заливаясь смехом. Да ещё крапивой ожгли по мягкому месту, чтоб впредь неповадно было подглядывать. Ох, и помучился же он тогда. И было во всём этом столько веселья, озорства и естественности природной, а не на потребу, что он и сам бы не прочь вольничать, да малость лет не дозволяют.

Воздух, наполненный живительным ароматом луговых цветов, кружил голову. Да и солнце, здесь на привольном просторе, казалось, больше и жарче, нежели он привык видеть его в городе. А загорал он на солнышке, сам барин шутя называл мавром, настолько смуглой становилась его кожа. И Ефремушке по осени жаль было расставаться с этим волшебством, что дарила жизнь в поместье, и будь его воля, так бы и жил здесь.

Любил он и с детьми барских крепостных озорничать. Эти были мастера на всякие выдумки. Особо же пугать любили страшными россказнями и всегда в этих историях присутствовала старушка, что жила на самой окраине деревни. Дом её, покосившийся на один бок, выглядел довольно-таки устрашающе, казалось, вот-вот рухнет. Но при каждом приезде в имение, Ефремушка видел, что дом стоит по прежнему. Старуха жила в одиночестве и никогда не обращалась к графу Апраксину с какой-нибудь просьбой: дом подлатать или ещё чего.

Дети же крепостных поговаривали, что старушка по ночам связывается с нечистой силой и чуть ли не на метле вылетает из печной трубы. Ефремушка потребовал поклясться, что так и есть. Но клясться, правда, ни один решился – опасались. И ни один из них не мог подтвердить, что он видел своими глазами это видение. Кто знает, сколько в тех россказнях было правды, а сколько мальчишеской выдумки, но однажды Ефремушка не выдержал и решился приблизиться к оконцу покосившейся избушки. Поначалу, пока глаза не привыкли к сумраку, царившему внутри, он ничего не увидел, кроме смутных очертаний и теней. И только приглядевшись, разглядел старуху. Она сидела за столом и чем-то всерьёз была озадачена. Она даже не заметила, что оконце кто-то затенил, настолько её заботило занятие.

Ефремушка увидел, что перед ней на столе какая-то книга, очень древняя, листы книги пожелтели от времени и на них странные каракули. Возможно, ему удалось бы ещё что-то рассмотреть, но хрустнувшая под ногами ветками привлекла внимание бабки, и она подняла голову и Ефремушке с трудом удалось избежать встречи с взглядом старушки. Что могло последовать за этим, он не знал, может быть и вовсе ничего, а что рассказывают ребята, это пустые словеса. Но только зачем подвергать себя излишним загвоздкам? А после и вовсе потерял интерес к этой истории.

И так вот и протекала жизнь в имении. Он бы и зимой здесь жил, а что? Дом отапливается, еды вдоволь, много ли надо мальчонке-то? Сколько раз он с огромным желанием смотрел на горы, по склону которых мечтал прокатиться на санях. Чтобы с ветерком наперегонки, когда мороз щекочет щёки и щиплет глаза, а детвора с завистью смотрит на смельчака, рискнувшего на такое. Да, только барин ни разу не позволил ему оставаться в имении, каждый раз находя для этого повод. А барину как можно прекословить?

Оставалась челядь, способная создавать удобства, как и неудобства тоже, но не более того и Ефремушка, которого барин подобрал на улице, предоставлен был сам себе. И хоть Ефремушка и имел, какие-никакие способности в науках, но больше тяготел к силовой нагрузке, мог побороть любого, двухпудовые гири подкидывал играючи. Но вот к учению оказался глух: не тянуло его в эти дебри науки и всё этим сказано. А способностями своими, он проживанию в имении всё-таки обязан, живи в городе, разве окреп бы настолько. Кристально-чистый воздух и живительная вода с родника сделали его крепким и силушки немеряной. А сенокосная пора? Травы на лугах, что скатерть зелёная, до самого горизонта простирается широченная картина. Крепкие мужики взмахивают широким размахом косой и ложится ровная полоска кошенины. Косы же, отбитые и правленые умелой рукой сверкали точно молнии, прежде чем врезаться в плотную зелёную стенку. И в воздухе стоит непередаваемый аромат от покосов, что дымятся лёгким дымком. Бывало, Ефремушка тоже вставал в ряд с косарями и косил с ними на равных. Ну, а как присядут передохнуть, тут уж так и сыпятся шутки-прибаутки, всю усталость словно рукой, снимает. И вот в таких условиях и возмужал Ефремушка: косая сажень в плечах. Не смотри, что несколько не вышел ростом.