Аскольд Герсо - Графиня поневоле

– Доброго Вам, здоровьица, люди, – сказал он, пройдя в помещение, пропитанное дымом от махорки, да и в настоящую минуту тоже нещадно чадили. Дым в комнате стоял, хоть топор вешай или, как говорят в таких случаях, хоть святых выноси. От двери с двух сторон, оставляя небольшой проход, стояли топчаны, возле окна стол, сколоченный из грубо обработанных досок с нехитрыми пожитками. – Дому сему владыке мир и многие лета…

– И тебе доброго здоровья, мил человек, коль с добром пришёл, – откликнулся ближний к дверям человек, продолжая кашлять надсадно, и только с дальнего угла, прищурившись присмотревшись, давний знакомый воскликнул:

– Так то ж, Ефремушка, Апраксина человек, – чем вызвал некоторое оживление в людской.

– Так и есть, Ефремушка, – отозвался он, так же узнав собеседника, – как живётся-можется, люди? Вы б, хоть не курили здесь, что ль? Продохнуть и то нельзя…

– Какие мы нежные, – не преминул кто-то из дворовых, подтрунить над ним. – А так-то в даже в богоугодной книге сказано: греха, мол, в том нет.

– Где это ты вычитал подобную ересь?

– Никак не ересь, а Псалтыре сказано: «И злак на службу человеком».

– Тьфу, ты, чёрт! На ночь глядя, заставляешь всякую нечисть упоминать, Господи, прости, – размашисто перекрестился Ефремушка, словно заправский поп на всенощной, вызывая усмешку у слуг.

– Так ведь не с нас пошла перепалка-то, вишь, словесная…

– Какие новые события произошли у вас, как меня не было? – не обращая внимания на подковырки, продолжил он интересоваться. Интерес-то праздный, не сколько чтобы выведать, сколько побалагурить, коротая время, что ни для кого не было секретом.

– Ну чего такого у нас может произойти, всё по старинке. Мы, чай, барина не сопровождаем, как отдельные элементы, – намекая на Ефремушкино особое положение, ответили ему.

– Так то, не моя прихоть, а барская, – в оправдание произнёс Ефремушка. И дабы не продолжать этот неприятный разговор, он предложил:

– Может быть, в картишки перекинемся? Чего нам понапрасну ссориться? Чай, не равные люди. Да ещё на ночь глядя, душе перед сном спокойствие надобно…

– И правда, чего нам делить, раздавай Ивашка, у тебя рука лёгкая. Пущай Ефремушка, домой дурачком поедет. – предложил до этого лежавший мужичок с серым, как давно не стираная холстина, лицом, протягивая карты.

За игрой время летело незаметно и если Ефремушка где-то и ловчил, всё одно два раза остался в дураках, причём один раз с погонами, за что игроки подкалывали его:

– Ну вот, Ефремушка, как царский генерал с эполетами на плечах поедешь. Да смотри, не потеряй в дороге, – и шумно смеялись. Смеялись, чтобы сбросить грусть с души, мрачные мысли из головы прогнать прочь. Он уже сделал попытку отыграться, когда прислуга барона доложила, что Ефремушку требует барин. Накинув на голову свою лохматую волчью шапку, Ефремушка попрощался с игроками и, пожелав доброй ночи, покинул помещение.

– Ну что, Ефремушка, повидал товарищей? – спросил довольный граф, сияющей улыбкой, по которой он понял, что барин дело уладил и теперь остальное зависит только от его сметливости и ума, ну и сноровки, конечно же, куда без неё.

– Повидал, – ответил Ефремушка, удручённый тем, что не дали отыграться, но граф либо не заметил, либо счастливый от того, что собственное дело выгорело, не стал расспрашивать. Да и какое ему дело до забот Ефремушки.

– Ну вот и ладненько, – с распахнутыми полами шубы, граф направился к карете, а забегая наперёд него, Ефремушка открыл дверцу кареты. И уже затворив за ним, устроился на козлах, намереваясь отправиться в путь. Дворовые барона, нетерпеливо ожидали у раскрытых ворот их выезда, дабы закрывать их на ночь, и поёживаясь от холода.

Уже добравшись до собственного дворца, когда Ефремушка передал вожжи дворовым и собрался идти к себе, его окликнул Апраксин:

– Ефремушка!

– Да, Ваше Сиятельство, слушаю-с, – мгновенно обернулся он.

– Куда пошёл?

– Так ночь же, Ваше Сиятельство. Почивать надобно, – ответил Ефремушка, не понимая, к чему клонит граф.

– Ты мне, Ефремушка, зубы не заговаривай. Предприятие надо бы обсудить…

– Ваше Сиятельство, утро вечера мудренее…

– Зато вечер утра удалее, – отбрил граф Ефремушку, – зайдём ко мне.

Делать нечего, Ефремушка поплёлся за барином, не до конца понимая, чего тот от него хочет в столь позднее время. Не глядя на позднее время уже съездили. Что ещё-то могло приключиться? В зале, где пламя камина отбрасывало отблески на стены с картинами, отражающими сцены из жизни олимпийских героев, с обнажёнными наядами, на плотные портьеры, выхватывая из полумрака отдельные предметы, граф скинул шубу на руки подоспевшей Даше и, устраиваясь в массивное кресло, протянул руки к огню. Ефремушка остался стоять у порога в ожидании приказаний.