Только в следующем веке, 15 июля 2011 года, в Томске торжественно откроют памятник генерал-лейтенанту Николаю Пепеляеву и его сыну, тоже генералу, Анатолию. На кладбище…
Пусть хоть так…
И на том спасибо…
Спите себе спокойно, защитники Родины, и простите нас, неразумных.
Глава 2. Ваше благородие, господин… чекист
Пароход изрядно качнулся и замер, потеряв равномерное звучание движения.
Петр открыл глаза, но его взгляд не смог зацепиться ни за один предмет – вязкая мазутная темнота заполняла каюту, даже иллюминатор не радовал успокаивающим отблеском звездного сияния. Еще до конца не очнувшись от ночных грез, он вдруг почувствовал себя ужасно одиноким. Одиноким не именно в этом месте, не в этот временной отрезок жизни, а одиноким абсолютно, словно бы он остался один на один со всей планетой, со всей галактикой.
Только он, космический мрак и непонятный, какой-то неземной шум, болотным туманом заползающий в его мозг, вытесняя из головы воспоминания и чувства, место которых тут же заполняла липкая темнота, скрывающая в себе разложение и гнилость.
Одиночество уже не казалось страшным, это стало не главным. Просто стало почти неважным все, что было и что будет…
Спасительные цепи земных забот и устремлений, совсем еще недавно казавшиеся важными и значительными и от этого прочными и неразрывными, ослабли и не могли более удерживать на поверхности жизненного течения.
Он перестал бороться и разрешил себе раствориться в этом уже совсем не страшном, а даже желанном всеобщем мраке.
…И вдруг темный иллюминатор словно полыхнул огнем, превратившись в яркий, мерцающий разноцветными переливами фонарь. Он настойчиво позвал назад к жизни, и к Петру тут же вернулось желание жить.
Жизнь со всеми ее радостями и горестями, обязанностями и чувствами, желаниями и надеждами ярким пламенем звала из иллюминатора на волю.
«Пожар!» – мелькнула мысль, которая вытолкнула Петра из каюты на палубу.
Странно, но никаких признаков пожара он не обнаружил, та же густая холодная темная бездна покрывала окрестности.
Все было тихо и спокойно, только этот надоедливый космический шум звучал на палубе значительно явственнее, чем в каюте.
И вдруг в мгновение ока весь небосвод озарился разноцветием причудливо переплетающихся лент и полос.
В их сполохах из стекла иллюминатора проявилась внимательно смотрящая в глаза Петру чья-то искаженная страхом физиономия.
Петр, стоящий на палубе, отшатнулся и с трудом сообразил, что это его зеркальное отображение.
Между тем всполохи повторились, они начали появляться все чаще и чаще, становились шире и ярче!
– О боже, красота-то какая!!! Да что там красота – красотища! – по всему небосводу от края до края, переливаясь всеми цветами радуги, полыхал величественный огонь.
На этой огненной картине не случалось повторов.
Сложные композиции из искрящихся огненных лент, рассекающих небосвод, различной ширины полос, великолепных занавесей, пучков огненных стрел и многоцветного дождя бессистемно менялись, иногда замирая на мгновения, иногда переходя одна в другую.
Петр в изумлении наблюдал и слушал проявления этого одного из самых прекрасных чудес природы.
Да-да! Он именно слышал, и слышал явственно это завораживающее шуршание перелистываемых страниц божественного проявления… Это был шум движения солнечного ветра – потока невидимых частиц, покинувших в результате очередного взрыва корону Солнца, шум от их столкновений с частицами кислорода и азота земной атмосферы. Алый и зеленый шум создавали свечения пораженных частиц кислорода, фиолетовый – частичек азота.
Это было оно – таинство, называемое Aurora Borealis, северное или полярное сияние, названное так в честь римской богини утренней зари Авроры и бога северного ветра Борея!
– Увы! Наблюдать этот божественный знак дано не всем. Солнечный ветер проникает лишь в места, близкие к магнитным полюсам Земли на севере и юге. – От внезапно прозвучавшего за спиной человеческого голоса Петр вздрогнул и с неохотой обернулся к подошедшему незаметно иеромонаху Авелю.
Разговаривать не хотелось до ломоты в теле – накрыла какая-то паническая боязнь пропустить даже одну из картинок сияния.
– Доброй ночи, отец Авель, – холодно отозвался на голос монаха Петр.
– У нас на Руси подобную красоту можно лицезреть почти во всех местах вблизи Полярного круга. Сияния в народе прозвали пазорями или сполохами – от слова «зоря» и от слов «полошить», «тревожить», – невозмутимо продолжал говорить монах, ему явно хотелось втянуть Петра в диалог.
Читать дальше