Эдуард Филатьев - Портрет в черепаховой раме. Книга 2. Подарок дамы

– Загряжская кровь! – заметила Голицына.

– Не скажи, Наталья, не скажи! – решительно возразила Загряжская. – Она не каждого будоражит! Взять хотя бы моего Николая. Не в пример братцу своему сумасбродному всегда тихоней был. Но уж зато в кого этот бес вселится, удержу нет никакого! Такого начудит, пока не перебесится, хоть святых выноси!

– Да уж! – сочувственно заметила Голицына. – Как вспомнишь, волосы дыбом!

– Что им наши волосы! – вздохнула Загряжская. – Старики у нынешних молодых не в чести. Всё по-своему повернуть норовят. Неслухи, перекорщики, пустобрёхи!

– Своих я в узде держу! – строго сказала Голицына. – Что Дмитрия с Борисом, что Екатерину с Софьей.

– Как? – удивилась Загряжская. – Борису-то, небось, сорок уж!

– Тридцать девять.

– Вот! И Софьюшке, поди, тридцать уж?

– Тридцать один. Но для меня они всё равно – дети! А я для них – мать!

– Да, – согласилась Загряжская. – Мать – это святое!

Помолчали, прихлёбывая кофе.

– Варенье отменное! – похвалила Загряжская.

– Малиновое. И польза от него! Роджерсон рекомендует употреблять постоянно.

– Роджерсон в этом разбирается, – вновь согласилась Загряжская.

Помолчали ещё.

– А у меня к тебе дельце, Наталья! – заявила вдруг Загряжская.

– Догадываюсь. Не ради ж варенья по студёному городу в карете тряслась.

– Не ради, ты права! Приехала как бы по-родственному. Дела семейные решать.

– По-родственному? – удивилась Наталья Петровна. – С каких это пор Голицыны…

– С тех самых, как одна княгиня полковника Ивана среди прочих выделила и сетями амурными оплела.

– Ивана? – нахмурилась Голицына. – Амурными? О чём это ты?

– Брось, Наталья, ангела из себя строить! Меня-то к чему за нос водить? Я Ванюшу полковника в виду имею. Про Ивана Загряжского говорю!

– Нашла, что вспоминать! – ещё больше посуровела княгиня. – Давно это было… И было ли?

– Было, было! – уверенно напомнила Загряжская. – И тут, в Петербурге, и в городе Дерпте.

Голицына вся сжалась в комок и неприязненно сказала:

– Что было, то было и давно быльём поросло! Из сердца – вон, из памяти – долой!

– Значит, было всё-таки! – не унималась Загряжская.

– И что ты от меня теперь хочешь? – почти со злостью спросила Голицына.

– Только то, что с тех самых пор мы с тобою как бы родня. Я с Николаем Загряжским повенчана, у тебя с его братом Иваном невенчанная любовь. Так что, хочешь, не хочешь, а деваться некуда – родня!

– Ладно, допустим. И что прикажешь делать мне теперь?

– Не о тебе речь! И не обо мне. Наше время кончилось, утекли дни молодые, их не воротишь. Другие нынче в жизнь вступают, о них позаботиться надо.

– О ком это ты? Не пойму что-то! – уже гораздо теплее произнесла Голицына.

– Есть у Ивана дочь, плод любви его дерптской.

– Наталья?

– Да. В честь тебя, между прочим, названа!

– И что же?

– Иван-то непутёвый, головушка забубённая, свою красу ненаглядную бросил! А сам на холостую ногу зажил. А любовь его дерптская от тоски занедужила и представилась! – Загряжская перекрестилась. – Сиротой росла Ташенька, ни отца, ни матери.

– Я знаю, – кивнула Голицына.

– Александра Степановна, доброй души человек, как родную дочь её воспитала. В Питер привезла, при дворе пристроила.

– Я её видела. В отца пошла. Глаза особенно.

– А характером – в мать! Так же доверчива.

– Что значит… доверчива? – не поняла княгиня.

– Оплёл её сетями амурными один кавалергард. Она и не устояла. А он, голова забубённая…

– Бросил?

Загряжская кивнула и, помолчав, добавила:

– Ещё и письмо прислал. С отказом. И с мольбой о прощении.

Княгиня нахмурилась и негромко спросила:

– Кто он?

– Алексей Охотников.

– Тот самый, которого…?

– Он.

Помолчали. И вновь заговорила Загряжская:

– Охотников ладно! Бог ему судья. А вот Наташеньку надо из беды вызволять. Замуж отдавать. Срочно! Время не ждёт.

– Она что же…?

– Да, да! Потому и решила к тебе обратиться. По-семейному. По-родственному. За помощью.

– Чем могу, помогу с удовольствием! – в голосе княгини зазвучала твёрдость. – Дело нужное! Почти святое! Говори, что от меня требуется!

– Свадьбу, я думаю, надо играть громкую! – начала издалека Загряжская. – Чтобы император с императрицей были за свадебным столом. И Мария Фёдоровна тоже. С Её Величеством я уже говорила, она согласна. Обещала поговорить с супругом. А вот с Марией Фёдоровной я не очень…

– Беру на себя! Что ещё?