Сергей Шаповалов - И умереть мы обещали

– А я вас представлял другим, – ляпнул я.

– Каким? Старым, седым, хмурым? – рассмеялся он. – Я только из полка. Пришло письмо: с батюшкой плохо. Вот, сразу на коня, и сюда. Непогода еще застала. Пришлось в Новгороде пережидать. Как батюшка? Поправляется?

– Какой? – глупо спросил я. – Мой?

– Да нет же, Петр Васильевич.

– Так…, – я растерянно раскрыл рот.

– Что?

– Позавчера схоронили…

До него не сразу дошли мои слова. С лица медленно сошла приветливая улыбка. Он побледнел, оттолкнул меня и бросился к крыльцу. В это время буфетчик выходил с подносом, на котором дымился кофе. Поднос, кофе и сам буфетчик отлетели в сторону. Дверь с силой хлопнула.

– Да. Отца он очень любил. Удар для него, – сказал второй офицер, слезая с коня. – Имею честь представиться, поручик Назимов из Литовского уланского.

– Очаров, – пожал я его тонкую, но крепкую руку. – Так, пойдемте в дом, – предложил я.

– Извините, вот так с кофеём получилось, – развел руками буфетчик, собирая осколки чашки. – Я сейчас свежий сварю.

– Оставьте, – попросил я. – Надо путников накормить.

– Все будет исполнено, – пообещал буфетчик.

Оставив гостя в столовой перед тарелкой с холодной телятиной и бутылкой красного вина, я накинул тулуп и прошел уснувшим садом к семейному склепу. Там нашел моего только что приобретенного дядьку. Он откровенно рыдал, сидя на каменной скамье. Отец стоял рядом и утешал его. Тут же тетка Мария лила слезы, уткнувшись лицом в широкое плечо отца.

Сообразив, что мое присутствие лишнее, я отправился обратно в дом.

– Выпей со мной вина, – предложил гость, уплетая квашеную капусту с луком.

– Мне отец не дозволяет.

– Как? – удивился он, вытирая салфеткой свои пышные усы. – Я уж в пятнадцать шампанское изведал.

– А мне еще четырнадцати не исполнилось. Вот, только через месяц.

– Да, ты, брат, выглядишь старше, – удивился он.

– Это со вчерашнего дня только.

– А что, Василий? – осторожно спросил он.

Я развел руками.

***

Весь день прошел как-то бестолково. Назимов, утомленный дорогой, отправился в отведенную ему комнату, и вскоре оттуда донесся грозный храп. Я поднялся к себе, скинул сапоги, плюхнулся в кровать, не раздеваясь, и проспал чуть ли не до ужина. Поднялся ближе к сумеркам с тяжелой головой.

Степан нашел в сарае старые салазки. До темноты катал Оленьку по саду. Взял с собой Машеньку (кузины ей надоели до чертиков своей угрюмостью). Взял с условием, что она не будет задавать глупых вопросов. Не тут-то было! Пока я спал, она уже допросила Степана, и тот ей расписал наш героический поход на медведя. И в течение всей прогулки: «Сашенька, ну расскажи! Сашенька, а тебе было страшно? Ой, я бы в обморок упала! А что, волки были настоящие? А тебя не укусили?» …

После ужина долго сидел в библиотеке, листал книги. У деда их скопилось великое множество. Нашел томик, недавно привезенный из Парижа, «Сказки матушки Гусыни» Шарля Перро. Позвал Машу. По очереди читали на французском, пока сестра не начала зевать. Пришла мама и забрала Машу.

Ближе к полуночи я отложил книгу и отправился к себе в спальню. Огромная полупустая комната с такой же огромной кроватью казалась неуютной. Два окна занавешены плотными бархатными шторами. Тяжелый шкаф напоминал располневшего гренадера. И комод такой же массивный и старый. Два стула с выцветшей обивкой и кривыми ножками, небольшой дубовый стол с бюро.

Лакей принес широкую, гладко оструганную доску в человеческий рост.

– Что это? – спросил я.

– Грелка, – ответил он. – Доску специально ставлю у печи. Сейчас я ее положу в постель, и пока вы будете готовиться ко сну, она нагреет перину.

– Не надо, – возмутился я. – Что еще за выдумки – постель греть?

– Но эту спальню давно не топили.

– А что здесь раньше было?

– Спальня вашего папеньки. Все детство его здесь прошло. Вот уж лет пятнадцать в ней никто не жил.

Да, подумал я, бедный папенька в такой огромной, неуютной спальне ночевал. Мне-то жутко, а он вообще маленьким был. Но, наверное, люди привыкают к месту.

– Не надо греть постель. Я не боюсь холода.

Лакей унес доску. Но когда меня обволокла ледяная перина, я пожалел, что отказался от грелки. Поглядел на изразцовую печь. Из щели в заслонке пробивались ярки отблески пламени, но толку никакого. Когда эта печь прогреется да такую большую комнату натопит? Да бог с ним. Глаза не закрывались, видать выспался за день. Как-то жутко было одному лежать в огромной холодной спальне. Казалось, как будто меня заперли где-нибудь в амбаре или в церковном подвале. Сейчас придут призраки и будут надо мной потешаться. Сразу вспомнились все детские страшилки про ведьм, чертей, покойников…