Не таков был Мухи. Он готов лопнуть от гордости, что и получает на пятак больше других и может командовать всеми.
После обеда, увы, совсем не похожего на того, о котором рассказывал Рашид, но все же довольно сытного, Хасан чуть замешкался в угрюмовском дворе. Вблизи многое особенно поражало. Такого богатого хозяйства Хасану еще никогда не доводилось видеть. И он всему удивлялся.
У самого дома в тени высоких ветвистых деревьев сидела в кресле и читала книгу какая-то темноволосая девушка с толстой косой, в нарядном светлом платье.
«Должно быть, дочь Угрома!» – подумал Хасан. Он слыхал, что у помещика всего одна дочь. «И зачем ему столько богатства, столько овец? Ведь дочь выйдет замуж и уйдет из дому? – размышлял Хасан. – Неужели она все заберет с собой? А если нет, то кому же это останется?…»
– Ты работать пришел или глаза таращить? – услыхал вдруг над собой чей-то голос Хасан и вышел из оцепенения.
Это с крыльца кричал Зарахмет.
Хасан огляделся и увидел, что стоит один. Все ребята уже ушли.
Он быстро зашагал к воротам.
Девушка на крик Зарахмета подняла голову, лениво посмотрела вслед уходящему и снова уткнулась в книгу.
Не успел Хасан выйти из ворот, как нос к носу столкнулся с Мухи.
– Ты что, не наелся? Оставался облизывать чашки? – заорал тот.
– Пока дождешься от меня этого, сам сто раз оближешь.
– А чего же ты застрял?
– Так захотелось!
– Слушай, будет лучше, если ты перестанешь чесать свой язык. Делай то, что велят, да помалкивай.
– То, что ты велишь?
– Да, то самое. Слыхал, что Зарахмет сказал? Не хочешь подчиняться, валяй отсюда, пока не поздно.
– Ну это мы еще посмотрим…
Мухи велел Рашиду подогнать новую партию овец. Дал ему в помощь еще одного мальчишку. Хасану тоже хотелось пойти с ним. По крайней мере, часа два не видел бы Мухи. Но проситься надо было у старшого, а на это Хасан ни за что не согласился бы.
День подходил к концу. И все обошлось бы в общем сносно, без особых ссор, если бы не Мажи.
Засмотревшись на то, как овцы скатываются в яму с раствором, Мажи раскатисто хохотал. И тут-то к нему неожиданно подобрался сзади Мухи и сорвал шапку с головы.
Человека, у которого на голове лишай, легче раздеть донага при всем честном народе, чем снять с него шапку. Можно представить, как Мажи накинулся на Мухи. Но отнять шапку он не успел. Старшой в мгновение ока закинул ее в яму, где бултыхались овцы.
– Работать надо было, не смеяться. А теперь вот смейся сколько хочешь! – съязвил Мухи.
Прикрыв ладонями свою плешь, Мажи смотрел туда, где плавала шапка и плакал. Но слезами горю не поможешь. И Мажи полез в яму.
Мухи и другие мальчишки безжалостно смеялись над несчастным Мажи. Один только Ювси с укоризной посмотрел на Мухи и сказал:
– Зря это ты сделал. Нельзя унижать человека.
– Ничего. Нет худа без добра. Может теперь наденет шапку и лишай пройдет. Там ведь такие лекарства!
Подошел Хасан. Он куда-то уходил и не видел того, что здесь произошло. Глядя на спускавшегося к овцам Мажи, Хасан закричал:
– Ты рехнулся, что ли? Зачем туда лезешь?
– Рваная губа мою шапку сюда бросил:
Хасан подошел к Мухи.
– Как бы тебе понравилось если бы твою шапку бросили?
И не успел Мухи глазом моргнуть, как его собственная шапка полетела в яму.
– Я тебя самого сброшу туда, чтобы ты зубами достал ее, – кинулся Мухи на Хасана и, будто клещами, обхватил его вокруг по яса.
Стоило только подтащить жертву к желобу – готово дело, как по ледяной горке скатится.
– Заступник! Я покажу тебе! – продолжал кричать Мухи, а сам при этом все норовил дать подножку Хасану и свалить его.
Но Хасана одолеть не так-то просто.
Никто не подходил к ним и не разнимал. Наблюдали со стороны, чем кончится борьба.
Только Ювси, покачивая головой, все повторял:
– Хватит вам. Не маленькие ведь…
– Заступиться решил? Кто он тебе? Новоявленный братец? Но он, кажется, родился раньше, чем твоя мать стала спать с его отцом?
– У, чтоб со свиньями спали и твой отец и твоя мать! – крикнул Хасан и столкнул Мухи в желоб.
Старшой одним махом, быстрее любой овцы, соскользнул в яму и, уже стоя в ней, стал потрясать кулаками:
– Ну, подожди, я до тебя еще доберусь. Не тебе гордеца из себя строить. Лучше за своей матерью последил бы. Все село говорят, что она с Гойбердом спит.
– Ну-ка, вылезай, если ты мужчина! На всю жизнь отобью у тебя охоту трепать языком, – тихо, но очень внятно сказал Хасан. – Кто бы говорил гадости, да не ты. Сам ведь приблудный! Даже не знаешь своего отца!
Читать дальше