Олег Иралин - Для кого встаёт солнце. Доблестным предкам посвящается

– Сорок пять против трёхсот! – сокрушался Вахтанг, советник царя, на тюркском языке, коим грузины вполне сносно владели после десятилетий сельджукского владычества. – На каждого всадника по шесть таких же! Нужно немедля возвращаться в горы, только там останется возможность отбиться от этого скопища дикарей. В горах станет полезным и то, что осталось от грузинского войска, ведь Господь свидетель – на равнине мы просто бессильны!

Он посмотрел на ханов. Лица двоих выражали полное бесстрастие, но в зелёных глазах Боняка он прочёл затаённую усмешку.

– Ну хотя бы в ущелье их заманим, чтобы атаковать из засады! – продолжил Вахтанг. – Расстроим их ряды, вытянем на себя в горы, а там, с Божьей помощью, и отобьёмся!

Взоры всех присутствующих остановились на Тугоркане. Его одного сородичи удостоили приставки кан к имени, чем признали его особую доблесть и высокий полёт мысли.

– Мы, кыпчаки, привыкли сражаться на равнине, там, где есть простор нашей коннице! – заявил хан. – К тому же предпочитаем атаковать. Что до количества врагов – посчитаем в бою!

Он поднялся, давая понять, что окончательное решение им принято, и грузинскому царю не осталось иного выбора, как поддержать его.

– Слова великого воина! – воскликнул он, вскочив с золочёного стула. – Да будет так! Атакуйте, а я с верными мне воинами составлю ваш надёжный резерв!

Ханы переглянулись, но промолчали в ответ. Они достаточно нагляделись на грузинских воинов и уже составили представление об их надёжности. Разумеется, никто и не собирался принимать их в расчёт, и они, покинув княжеский шатёр, продолжили совещание в тугоркановской юрте, продумывая действия своих отрядов. Им противостоял сильный и храбрый противник – потомки тех, кто когда-то соседствовал в Великой Степи с их предками, такие же степняки, как и они сами. В бою с ними трудно рассчитывать на значимое превосходство: на коне они держались не хуже и стреляли так же метко, как и кыпчаки. Весь расчёт в предстоящей битве строился на внезапности и дерзости. Решили атаковать в тот самый момент, когда утро только намеревается потеснить ночь, когда ещё окутывает сонную землю мгла, а разлитые озёрами тени отдыхают на траве. Атаковать решили так, как традиционно атаковали кочевники: усиленный центр сминал боевые порядки врага, нанося решающий удар, в то время как отряды правого и левого крыльев наваливались на фланги и тыл, круша охватываемого в кольцо неприятеля. Но в этот раз Тугоркан решил изменить одному из правил: ввиду пограничного времени суток, приходящегося на первый этап сражения, пришлось отказаться от стрел лёгкой конницы, предшествующих атаке тяжело вооружённых воинов. Им надлежало выступать первыми, с задачей смять самый многочисленный отряд сельджуков, в глубине которого возвышались белоснежные шатры эмира Мардина и главнокомандующего Иль Гази с двуглавым орлом на развевающемся стяге. Когда обусловились обо всех сопутствующих подготовке к сражению мелочах, в юрту вошёл встревоженный Давид.

– У меня плохие новости! – заявил он с порога. – Надёжные люди сообщили, что ряд моих азнауров при начале сражения готов переметнуться к врагу.

– Много ли под их началом воинов? – спросил Тугоркан, нисколько не изменившись в лице.

– Пара сотен, но, глядя на них, следом устремятся оставшиеся пятнадцать тысяч, и тогда при мне только и останутся что пришедшие с Балдуином рыцари!

Хан Атрак поспешил уткнуть взор в колени, пряча лицо, а Боняк, не скрывая ироничной улыбки, уставился на взволнованного царя. Лишь Тугоркан, приложив некоторое усилие, сохранил видимое спокойствие. Давид понял, что принесённая им весть нисколько не опечалила степняков и что, питая открытое пренебрежение к боевым качествам грузинских всадников, они не только не заметили бы потерю двух сотен, но и всего давидовского войска. Царь вспыхнул, пунцовея лицом, но счёл за благо промолчать, ведь сейчас его судьба зависела от палашей и набитых стрелами колчанов, что крепились к поясам степных витязей, так послушных своим ханам.

– Что представляют из себя эти рыцари, которых ты упомянул сейчас? – снова спросил Тугоркан, жестом приглашая Давида сесть напротив.

Царь сел на ковёр, непривычно скрестив ноги, и лишь тогда ответил:

– Они славные воины, не раз доказавшие свою храбрость в битвах с неверными!

Давид спохватился, вспомнив, что сидящие в юрте ханы тоже не принадлежат к одноверцам, и поспешил поправиться: