– Паспорт у тебя есть, – деловито сказала девушка, – но твоими документами в тундре никто не заинтересуется. В Нельмином Носу работает почта, телефон училища я тебе дала. Звони, когда сможешь. Я уверена, что Паоло сюда вернется, а остальное дело техники…
Москалев высунулся из кабины.
– Да поцелуй ты ее, Михайлыч, – заорал вертолетчик, – что ты за мужик такой стеснительный!
Пьер неловко ткнулся губами в ее холодную щеку: «Извини. Будь осторожна, пожалуйста».
Девушка мимолетно улыбнулась: «Буду. У тебя все получится, Петр Михайлович».
Золотой луч рассвета вырвался из-за низких туч, ее волосы заиграли чистым янтарем. Вскинув на плечо рюкзак, прихрамывая, Пьер пошел к вертолету.
Яркую фотографию окружили бережно выпиленной берестяной рамкой. Хорошенькая девушка, смущенно улыбаясь, держала перетянутый розовой атласной лентой сверток. Воронежский Юра ласково сказал:
– Ты только Ольгу видел, как мы расписывались, – он водил пальцем по снимку, – вот мамаша моя и сестренка. Она радуется, что стала тетей, – девочка тащила букет цветов.
Юра вздохнул:
– Домой бы попасть. Здесь скоро снег пойдет, – за окном курилки простирались серые тучи, – а дома арбузы созрели, – Юра помолчал, – я попросил Ольгу не приезжать сюда зимой, малышка может простудиться… – Павел искоса взглянул на мрачное лицо парня.
– Он увидит дочку только в следующем году, – Павел потрепал Юру по плечу, – а я могу никогда не увидеть Паоло.
Он велел себе не думать о самом плохом. В скором времени Павел ожидал письма от Ривки. Конверты из Нарьян-Мара приходили в колонию каждые две недели. Зэка деликатно не интересовались, с кем переписывается Павел.
– И передача должна подоспеть, – он взглянул на круглые часы в курилке, – Юра накрывает поляну в честь рождения дочки, надо что-то принести к столу, – Павел получал хорошие посылки. Смотрящий искусно прятал в продукты записочки от Исаака. Павел узнал, что юноша видел в Забайкалье Витю Лопатина.
– Сейчас Витька на Ямале, – Павел вытянул ноги, – хотя с тем же успехом он может быть на Марсе, – никакого способа увидеться с другом не существовало. Павел не надеялся на перевод в Харп.
– И Витьку сюда не пришлют, – горько понял он, – комитет знает, что мы остаемся друзьями. Они не рискнут, потому что мы можем вместе уйти в побег, – Павел понимал, что на побег у него шансов мало.
– Если и вовсе нет, – он задумался, – для побега надо попасть в тайгу, а начальник колонии держит меня в крепостных художниках и не переведет на лесоповал, – за решеткой курилки послышался грохот железных ворот. Юра привстал:
– Колонна возвращается, – зэка гоняли в тайгу пешком, – и автозак приехал, с газиком по пятам. Наверное, новеньких привезли, – новенькие в колонии были источником информации с воли. Столичной «Правде» и «Известиям», в которых, согласно пословице, не было ни того, ни другого, никто не доверял. Павел полистал брошенную на скамейку прошлогоднюю «Юность».
– Здесь тоже нет ни слова правды, – он с отвращением думал о своей писанине, – миллионы читателей «Юности», сотрудники и авторы журнала поздравляют Леонида Ильича Брежнева со славным юбилеем, – дальше шли рассказы о комбайнерах и машиностроителях, терзающихся производственными проблемами. Павел не хотел просматривать оглавление.
– Все одно и то же, – Юра прилип к решетке, – хорошо, что я читаю только русскую классику, – Павел брал в библиотеке единственный том Чехова, хотя знал строки наизусть. Он зашевелил губами:
– Точно это были две перелетные птицы, самец и самка, которых поймали и заставили жить в отдельных клетках. Они простили друг другу то, чего стыдились в своем прошлом, прощали все в настоящем и чувствовали, что эта их любовь изменила их обоих… – Ривка писала ему о перелетных птицах.
– Как я могу что-то обещать, – в который раз спросил себя Павел, – ей нет восемнадцати, а мне тридцать, – он чувствовал себя гораздо старше, – и мне осталось девять лет срока, – воронежский Юра надеялся на амнистию.
– С шестидесятилетием революции мы пролетели, – однажды сказал парень, – но скоро Олимпиада. Пусть хоть годик скостят. Малышка заговорит, а я еще буду здесь припухать…
Витька тоже должен был освободиться в восемьдесят шестом году.
– Словно менты сговорились, – хмыкнул Павел, – однако нам могут выписать вторые сроки, – он разозлился, – если я уйду в побег и меня поймают, я никогда не увижу свободы. Но Ривка права, нельзя всю жизнь провести со спутанными ногами. Я заберу ее из Нарьян-Мара, – решил Павел, – мой отец добрался до Америки и мы доберемся, – Юра удивленно сказал:
Читать дальше