Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том девятый

– Это твоя малая родина, – серьезно сказал он Федору, – сначал поедешь с комсомольским отрядом на восток, – в комсомол мальчика принимали в этом году, – а потом тебя ждет воздушный десант.

Помня о мечте Федора, Саша подмигнул парню.

– После института ты отправишься носить фраки и передавать верительные грамоты…

Саша не ожидал от дипломатов поворотливости, однако парижские коллеги хорошо поработали с вице-консулом. Парень не вызвал у месье де Лу никаких подозрений.

– Или вызвал, – поправил себя Саша, – Атос стреляный воробей и на мякине его не проведешь, но мы узнаем об истинной цели его визита только в Москве.

Он велел себе не забегать вперед. В июле дети отдыхали у дедушки Давида на острове Возрождения. В августе Саша отвез семью в ведомственный санаторий в Крыму, откуда они отправились на настоящем военном корабле в Одессу. На тамошней киностудии Саша получил в подарок кассету с черновыми записями песен к будущему фильму о мушкетерах.

Симочка, возившася с игрушками на расстеленном покрывале, оживилась.

– А ля гер, – девочка отчаянно картавила, – ком а ля гер, – Мотя расхохотался:

– У нее произношение лучше, чем у нас обоих, – мальчик теснил Федора к мраморной ограде, – сила ничего не решает, в фехтовании нужна ловкость…

На одесской киностудии им показали наброски костюмов к ленте. Мотя попросил себе берет.

– И пальто, как в каталоге, – Мотя сам выбирал себе одежду, – пожалуйста, папа…

В пальто и пресловутом берете мальчик выглядел окончательным, как смеялся Саша, парижанином. В крымском санатории на закрытом показе они увидели новый американский фантастический фильм, где дрались на световых мечах.

– Но мушкетеры лучше, – Мотя почти выбил у Федора самодельную шпагу, – он молодец, ничего не скажешь…

Мотя едва успел поднять свою палку. Симочка, нахмурившись, размахивала маленькой сабелькой.

– Я тоже, – упрямо сказала девочка, – тоже хоцу драться! Только я буду за Портоса.

В белокудрых кудряшках играло солнце. Симочка носила трогательно маленькие голубые джинсы и расшитую цветами кофточку. Летний загар еще не сошел, на носу и щеках девочки высыпали веснушки.

– Я не сомневался, – Мотя подхватил сестру на руки, – ты всегда помогаешь Федьке против меня. Тебя как зовут? – Симочка с готовностью отозвалась: «Д'Артаньян». Девочка на удивление легко справилась с французским именем. Опустив шпагу, Федя пощекотал ее.

– Только Атоса у нас нет, – Мотя широко улыбнулся:

– Папа у нас Атос. Пошли, – велел он сестре, – нарвем роз к обеду, садовник нам разрешил…

От каменной террасы веяло приятным дымком. Дедушка Леня в холщовом фартуке обосновался над мангалом. До них донесся веселый голос отца:

– Мушкетеры, пора обедать! Не зря мы вставали на предрассветную рыбалку.

Удерживая пышные розы, Симочка первой побежала на берег озера.

Наум Исаакович Эйтингон рассматривал беспечное личико бывшей Мишель-Луизы-Мари-Соланж Пельетье, новоиспеченной баронессы де Лу. Копии документов Атоса, как назвали сына Монахини, и его свежей, по смешливому выражению Наума Исааковича, жены, доставили из Парижа. Науму Исааковичу понравилась восемнадцатилетняя студентка Сорбонны.

Так мадемуазель Пелетье обозначила свои занятия в посольской анкете. На фотографии девушка носила скромную водолазку. Бархатный обруч удерживал шелковистые кудри. Эйтингону почудилась тень лукавой улыбки.

– Ладушка смотрела похоже, – Эйтингон скрыл вздох, – девчонка тоже знает, как себя лучше показать. Это врожденное, такое не сыграешь…

После обеда терраса погрузилась в блаженное спокойствие. Собаки растянулись в полосе солнечного света на ступенях. Симочка дремала в кроватке беленого дуба, помнившей младенческие годы Моти. Мальчишки отправились в библиотеку.

Наум Исаакович позаботился о хорошей подборке книг для парней. Он занимался с мальчиками языками и математикой.

– В коммерческом училище преподавали на совесть, – заметил он Саше, – а мой отец служил бухгалтером. Мы происходим из бедной ветви семейства, но мои родственники были вполне обеспечены, – Эйтингон не поддерживал связей с родней за границей.

– Хотя после революции семья за рубежом имелась почти у всех, – хмыкнул он, – только Владимир Ильич и Иосиф Виссарионович миновали такую участь. У кукурузника подозрительной родни быть не могло. Никита был от сохи и остальные нынешние вожди тоже деревенские парни…