Морщинистые пальцы клерка полистали канадский паспорт. Мадемуазель Мишель-Луиза-Мари-Соланж Пелетье обладала достойной католической гроздью имен и внешностью модели из модных журналов. На фотографии в документе девушка, впрочем, носила скромную водолазку. Темные кудри удерживал бархатный обруч. Сейчас мадемуазель Пелетье надела похожий, только светлый.
– Платье у нее тоже светлое, – клерк взялся за паспорт жениха, – но фаты нет. Должно быть, она ждет ребенка, поэтому свадьба такая быстрая…
К документам прилагалось письмо префекта парижской полиции. Ходатайствуя о сокращении срока ожидания регистрации брака, чиновник объяснял, что старший инспектор месье де Лу отправляется в служебную командировку.
– И не может подождать десять дней, – хмыкнул клерк, – узнав о беременности дочки, папаша Пелетье прижал парня к стене…
К облегчению клерка, жених пришел на регистрацию в приличном костюме. В парижской мэрии привыкли к брачующимся в джинсах. Месье де Лу даже обзавелся галстуком и бутоньеркой в петлице. Будущая мадам баронесса держала букетик лилий. Шелковое платье цвета слоновой кости прикрывало стройные коленки девушки. Дожди ушли, за высоким окном сияло яркое солнце.
– Чулки она не носит, – понял клерк, – но и до войны девчонки летом бегали с голыми ногами…
У стены на скрипучих стульях обосновались свидетели пары. Клерк узнавал бездельников в лицо. Болтающиеся в коридоре мэрии старики за небольшие деньги удостоверяли личности любых женихов и невест. Кроме свидетелей, в зал допускались и гости.
– Их всего двое, – клерк взялся за амбарную книгу, – то есть одна фотограф…
Красивая женщина лет тридцати в пышной юбке щелкала профессиональной камерой. Парень в льняном пиджаке подал барону бархатную коробочку с кольцом. Клерк отчего-то вспомнил себя юношей.
– На шестом десятке я согнулся, – жена пилила его за плохую осанку, – а на войне я был высоким…
Пройдя итальянскую кампанию с войсками Сражающейся Франции лейтенант закончил войну в августовском Париже сорок четвертого года.
– Я помню Маляра, его отца, – он незаметно взглянул на барона, – его знал весь Париж и вся Франция. Незачем примазываться, я видел его только издали…
К удивлению клерка, барон родился в Советском Союзе.
– Должно быть, Маляра послали туда после войны с дипломатической миссией, – решил чиновник, – тогда мы дружили с русскими и голосовали за Тореза. Я тоже выбирал коммунистов и продолжаю выбирать.
Он полюбовался своим каллиграфическим почерком. На войне нынешний клерк, впрочем, служил вовсе не писарем.
– Сначала пехотинцем, а потом танкистом, – он повернул книгу к брачующимся, – над почерком я работал после победы, – он предупредительно сказал:
– Прошу, мадемуазель Пелетье, – девушка расписалась с росчерком, – месье де Лу…
Молодой барон оставил хвостатый и рогатый автограф. Мадемуазель Пелетье объяснила, что живет в Брюсселе.
– У меня тамошний акцент, – девушка смутилась, – я только родилась в Квебеке и ничего оттуда не помню…
Справка из канадского консульства о безбрачии мадемуазель Пелетье и письмо парижского префекта были подделаны от первой до последней строчки.
– Мое начальство ничего не узнает, – Пьер ловко расписался на бумаге с официальным грифом, – я не намерен ждать десять дней. На следующей неделе надо подавать документы на советскую визу, – Надя скептически заметила:
– Вряд ли Мишель так быстро получит французский паспорт.
Она пока не звонила отцу в Израиль. Мишель взяла с нее обещание рассказать обо всем в начале осени.
– Книжная выставка открывается шестого сентября, – деловито сказала сестра, – мы полетим в Москву пятого, для вида поболтаемся на выставке пару дней, а потом исчезнем, – Пьер уверил ее:
– Получит. У меня везде есть кореша, если выражаться по-русски.
– Волк не должен попадать в объектив, – напомнила себе Надя, – после исчезновения Пьера и Мишель Комитет обыщет их гостиничный номер. Семейный альбом придется кстати, но Волк в нем вызовет законное подозрение, потому что его фото есть на Лубянке.
Максим объяснил, что приехал в Париж по делу. Надя собиралась податься в Лондон через неделю.
– Тогда же, когда и он, – Пьер надел Мишель кольцо, – нельзя ему навязываться, мы чужие люди и всегда ими останемся.
Наде стало грустно. Нацепив трехцветную перевязь, чиновник поднялся.
– Именем Республики объявляю вас мужем и женой, – важно сказал он, – можете поцеловать невесту, месье…
Читать дальше