Дмитрий Агалаков - Волжский рубеж

Утро 30 августа 1889 года началось для всей Самары с божественной литургии в кафедральном соборе. Тысячи людей всех сословий подтягивались сюда. Столько было разговоров, столько ходило слухов – и вот наконец-то свершилось! Скоро, скоро он предстанет перед всеми! В полдень начался крестный ход к Алексеевской площади. Священники несли иконы и хоругви. Весь город устремился сюда. По ходу пели псалмы. Народ, из набожных, тихонько подтягивал. Впереди шел губернатор, городской голова, предводитель дворянства, гласные думы, чиновники земства и других управлений, первые лица города. Все остальные шли за ними. Только бы попасть на площадь! Не отстать!

А вся Алексеевская площадь была пестро и ярко украшена. Кругом были государственные флаги. Цепями стояла полиция. Сюда же стягивались и войска Самарского гарнизона – отдать честь памяти великого царя. И все при оружии!

Вот перед кем расступались ротозеи!

Внимание всех самарцев, попавших сюда, привлекал высокий, закрытый полотном постамент. И вновь началось молебствие, затем священники окропили святой водой укрытый памятник, и с него потащили полотно. И тогда все увидели величественную скульптуру, так живо напоминавшую великого человека, который ступал и на Самарскую землю, укладывал кирпич в основание кафедрального собора. А тот все еще строился! Александр Второй стоял гордый и величавый, чуть выставив одну ногу вперед. Стоял в окружении четырех фигур. Одобрительный и даже восхищенный гул охватил площадь. Кто-то пьяненько заулюлюкал, и полицейские сразу завертели головами. «Хорош! Хорош! – так и неслось по толпе. – Как живой царь-батюшка!» Памятник понравился! Узнали государя! Того государя, о котором жалели, которого жалели, потому что «добрым был, волю дал». А он смотрел над головами самарцев куда-то вдаль, в сторону Волги, и не было ему уже никакого дела до земных забот. Смотрел он ровнехонько в облака!..

А Петр Алабин, хоть и знал этот памятник наизусть и принимал живое участие в его создании, тоже неотрывно глядел на него и с душевным порывом говорил про себя: «Ваше величество! Врагов мы побили много, а вот до Константинополя так и не дошли. Чуточку не дотянулись!..»

Его кто-то взял под локоть. Он оглянулся.

– Это ваш день, Петр Владимирович, – улыбнулся губернатор Свербеев. – Я бы даже не посмел оспорить его с вами – духу бы не хватило! И совести. Ей-богу!

– Благодарю вас, Александр Дмитриевич, – с гордостью, которую и скрывать не имело смысла, отозвался Алабин. – И тут часть своего сердца оставил. И немалую часть…

– Ну так оно у вас большое, сердце ваше, – улыбнулся Свербеев. – Так вам ли не делиться?

Затем к пьедесталу понесли венки: от губернского земства, от самарского купеческого общества, от дамского комитета местного общества «Красного Креста» и многие, многие другие. А затем начался парад: все войска, собранные здесь, под громкую, раскатистую и задорную медь пошли вкруг памятника, отдавая честь почившему императору и гусеницей стали уползать в сторону Хлебной площади.

Было около трех дня, когда Свербеев и Алабин вошли в зал коммерческого клуба. Тут был назначен праздничный обед, сервированный аж на триста персон.

Губернатор оглядел стол, метавшихся с поручениями официантов, кивнул:

– А ведь мое новое назначение не за горами, Петр Владимирович. Да-да, уже веду переговоры. Благо дело, знакомых у меня в Петербурге в достатке…

– Без вас Самара не та будет, – честно заметил Алабин.

– Знаю, но что поделаешь? Труба зовет. Так говорите вы, военные?

Алабин усмехнулся:

– Что-то вроде того. И как скоро, Александр Дмитриевич?

– Думаю, годик еще побуду – и двинусь с места…

– Жаль, жаль…

Главный распорядитель банкета бросился показывать места двум первым людям города, и теперь они важно шли вдоль столов, вытянувшихся в зале целым лабиринтом.

– Интересно, они нас только коньяком будут поить или у них и водка будет? Любезный! – обратился он к распорядителю. – Водочка-то будет? Или только вина, а водку всю нижним чинам в казармы отдали? – Он озабоченно покачал головой. – У меня желудок тонкий!

– Будет водочка-с, ваше превосходительство, – на ходу поклонился тот, – обязательно будет-с!

– Нельзя долго в одном кресле сидеть, – уже усаживаясь на отодвинутый для него стул, заметил Свербеев. – Никак нельзя. Задница болит. Время от времени вставать надобно.

Уже через полчаса в коммерческом клубе разносились первые тосты. Шумно гремела посуда, гул трех сотен голосов все слышнее полз над столами.