Филипп был убежден, что на его долю выпала особая миссия, о которой знают только он сам да Всевышний. Он считал себя человеком всего лишь одной идеи, которая, впрочем, включала в себя все остальные. Свой долг он видел в истреблении любой ереси ради повсеместного торжества католической веры. Филипп хотел добиться такого миропорядка, при котором все другие монархи стали бы вассалами Испании и в экономической, и в духовной сфере. Во имя этой цели он и вел так долго изнурительную борьбу, но был побежден. Теперь, умирая, он мог признать это. Пути Всевышнего неисповедимы, и Филипп даже не задумывался над тем, почему Он не возжелал окончательного торжества католического дела. Впрочем, сейчас это уже неважно. Он готов предстать перед Ним и дать ответ за свои деяния. Разве он не готовился всю жизнь к этому часу? Никто не хочет умирать. Даже те, кто стремится попасть в чертоги вечного блаженства, страшатся таинства перехода от жизни к смерти. Он же всегда считал смерть благом, ибо лишь пройдя через ее горнило, можно обрести вечную жизнь.
Думал Филипп и о том, что перед смертью приходит истинное понимание сути вещей, но уже нет времени, чтобы воспользоваться этим знанием. Конечно, кое-чего он добился. Испания и Италия надежно ограждены от еретического яда. Но в Голландии ему так и не удалось искоренить еретический дух. Во Франции правит хитрый и циничный король Генрих IV, а в Англии уже много лет находится у власти мерзкая «Иезавель». Вспомнив о своих врагах, он чуть не задохнулся от ненависти.
Генрих IV воплощает все самое для него ненавистное. Он был вождем протестантов, но сменив веру, как змея меняет кожу, стал королем католической Франции. Он ни во что не верит, этот человек. Религия для него лишь ширма, скрывающая его подлинную сущность. Он издал эдикт, провозгласивший равенство всех вероисповеданий перед законом. Разве одно это не является страшной ересью? Генрих заботится о благе своих подданных, вместо того чтобы печься о спасении их душ.
Но самое странное это то, что Господь щедро наделил этого нечестивца всевозможными дарами. Этот король необычайно трудолюбив, отважен, обладает живым и ясным умом, разбирается и в науке, и в экономике, его лучшие друзья — художники и поэты. Железной рукой усмирил он бунтующую знать, с изумительной проницательностью подобрал себе талантливых министров и сумел внушить народу уверенность в завтрашнем дне. Страной он управляет не кабинетными указами, а ездит по своим владениям, беседует с подданными, интересуется их проблемами. И Франция расцвела при нем, как цветочная клумба после освежающего дождя. Этот король одним лишь своим существованием ставит под сомнение все, что Филиппу дорого.
А королева Елизавета, эта британская «Иезавель», ничуть не лучше. Филипп знал ее еще подростком, и у нее уже тогда был невыносимый нрав. Он смежил глаза, и воспоминания замелькали перед ним смутной чередой. Он уже понял, что иллюзорно все, даже духовное величие истинной веры, потому что человек смертен и не властен над временем.
Была осень, и крупные капли дождя медленно стекали по тонкому венецианскому стеклу больших окон его спальни. Ветер играл в саду Эскориала верхушками высоких деревьев, и они дрожали, издавая звуки, похожие на звучание арфы.
Он вдруг явственно увидел своего отца императора Карла. Ему было тогда шесть лет. Вернувшись из очередного похода, император, не снимая доспехов, вошел в детскую комнату и спросил: «Ну, как ты, сын? С завтрашнего дня ты начнешь учиться. Наследник великой империи должен знать множество вещей». От волнения он не нашел слов и лишь поцеловал отцовскую руку. С тех пор он много и прилежно учился. Овладел латинским языком настолько хорошо, что свободно читал в оригинале Вергилия. Быстро выучил французский и итальянский, но особых успехов добился в точных науках.
По своему положению Филипп был обречен на одиночество. Друзей у него не было. Мать умерла рано. Отца он видел редко. Инфант быстро научился скрывать свои истинные чувства и держаться с холодным величием и высокомерной сдержанностью. Он вырос не похожим на отца. Был равнодушен к военному делу, умерен в еде, питал отвращение к рыцарским забавам, не любил роскоши.
Но он разделял стремление Карла V к могуществу и считал своим долгом слепо повиноваться отцовской воле. Когда Филипп пожелал вступить в брак с понравившейся ему португальской принцессой, отец запретил ему это. Император, нуждавшийся в деньгах и солдатах, решил женить его на королеве Англии Марии Тюдор, которая была старше Филиппа двенадцатью годами. К тому же костлявая, с глазами навыкате, она совсем не обладала женской привлекательностью.
Читать дальше