Владимир Фромер - Солнце в крови. Том первый

Книга «Солнце в крови» издается в России. Это — событие.

Событие, во-первых, потому, что, получая эту книгу, Россия возвращает себе часть собственной [1] Авторская разрядка заменена на болд ( прим. верстальщика ). истории. Ведь многие персонажи произведения являются выходцами из России. Российской империи до 1917 года. Советской «империи зла» после него. Сам автор книги, Владимир Фромер, также родом оттуда (в Израиле с 1967 года).

Событие, во-вторых, потому, что, раскрыв эту книгу, российский читатель, будь он еврей или нееврей, получает уникальную возможность узнать, «как это было на самом деле». «Это» — все, что связано со становлением Государства Израиль, его долгой и мучительной борьбой, продолжающейся поныне, за выживание в кольце враждебных стран и народов, ролью Советского Союза в развязывании и «завязывании» очередных фаз арабо-израильского конфликта.

Среди персонажей читатель встретит не только выдающихся политических и военных деятелей, ученых, мыслителей, но и личности весьма и весьма сомнительные, как, например, «король богемы», скандальный литератор Дан Бен-Амоц или Мордехай Вануну, выдавший атомные секреты Израиля.

В жизни встречается всякое. Предлагая лишь положительные образцы, мы тем самым обедняем жизнь, нарушаем ее естественное равновесие. Владимир Фромер, нащупывая свои принципы отбора персонажей (а это приходится делать не только беллетристу, но и историку), видимо, в какой-то степени следовал за Ф. Ницше, утверждавшим: «Хуже всего мелкие мысли. Поистине лучше уж совершить злое, чем подумать мелкое». Кроме того, автор «Солнце в крови», несомненно, разделяет мысль Р. Роллана, согласно которой назначение искусства — прежде всего делать людей более живыми и «возбуждать их страсти — неважно, хорошие или плохие, — лишь бы искусство заставляло ярче пылать Дух Жизни». Наконец, герои — героями, но всем нам, евреям, необходимо помнить старый завет великого Жаботинского: «Мы народ, как все народы; не имеем никакого притязания быть лучше. В качестве одного из первых условий равноправия, требуем признать за нами право иметь собственных мерзавцев, точно так же, как имеют их и другие народы». По всему по этому аморальный Дан Бен-Амоц вошел в портретную галерею Фромера, а, скажем, «высокоморальный» Меир Вильнер, бывший лидер израильских коммунистов, — нет.

Все мы помним, какое впечатление на Григория (из пушкинского «Бориса Годунова») производит Пимен, «когда, душой в минувшем погруженный, Он летопись свою ведет». Григорию (как и нам с вами, читатель) хочется понять «сокрытые думы» историка. Ему кажется, что Пимен «спокойно зрит на правых и виновных, Добру и злу внимая равнодушно, Не ведая ни жалости, ни гнева». Григорий ошибается: ни одному человеку недоступна подобная Божественная объективность. Что касается Фромера, то он всюду, где представляется случай, откровенно демонстрирует собственное отношение к людям и их поступкам. Приведу лишь один пример — фразу о Моше Даяне в главе, посвященной Игалу Алону. Главной отличительной чертой последнего автор считает порядочность. «О Даяне этого не сказал бы никто», — эти семь слов выделены в отдельный абзац.

Ладно, скажет иной читатель, Даян — покойник. Его можно и поносить, не опасаясь ответа. А вот, описывая живых, к тому же власть имеющих, автор так же смел, не взирая на лица? Раскройте главу «Сумерки героев» (II том), и вы увидите, как там достается Ицхаку Мордехаю, нынешнему министру обороны Израиля.

Есть у Фромера и свои фавориты. Главный из них — Аба Эвен, министр иностранных дел страны в 1967–1974 гг., тот самый Аба Эвен, который, наряду с Моше Даяном, с симпатией упоминается в бессмертной поэме Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки». (Вещь эта, кстати, впервые увидела свет на русском языке — еще в 70-е годы — в израильском журнале «Ами», одним из редакторов которого был Владимир Фромер).

«Солнце в крови» относится к жанру документально-художественной литературы и в полном соответствии с законами этого жанра являет собой сочинение яркое, увлекательное и превосходно написанное. «Ну что бы стоило Рейгану выступить с мирной инициативой в тот период (1984–1986. — М.К.), а не позднее, когда в кресле премьер-министра уже сидел угрюмый старый человек, вцепившийся мертвой хваткой в уже отжившую доктрину (Ицхак Шамир. — М.К.). Как бы то ни было, за два года Перес сумел показать, на что способен, хотя многим он и напоминал кролика из „Алисы в стране чудес“, ибо всегда спешил на какую-то очень важную встречу». (По существу я тут с Фромером не согласен: для меня предпочтительней «угрюмый старый человек, вцепившийся мертвой хваткой» не столько в доктрину, сколько в землю Израиля). Или вот короткая фраза, дающая понятие о своеобразном (чуть приглушенном) юморе автора книги: «Очнулись они через полчаса, обогащенные представлением о силе кулака этого человека».