Ирина Костина - Кавалергардский вальс. Книга пятая

– Константин Павлович, Вы бы встали с пола. Нехорошо. Не подобает.

Она усадила трясущегося цесаревича на диван и сама присела рядом, выпоив ему из своих рук весь стакан воды. Затем ладошкой аккуратно пригладила на его лбу растрепавшиеся белокурые вихры, приговаривая:

– Что ж Вы так себя распустили-то, Ваше высочество?

– В-варвара Николаевна… Варенька! – забормотал он, всхлипывая и целуя ей руки, прижимая их к мокрым от слёз щекам. – Душенька! Как же я рад видеть Вас, единственная моя!! Ох, как же мне плохо, Варенька! Я запутался. Я не знаю, как мне дальше жить. Я скатился в пропасть. Я преступник, я убийца!! Я сквернейший на земле человек!!

– Неправда! – холодно и строго перебила она его.

Он от неожиданности перестал реветь и уставился на неё.

– Что это Вы вздумали себя жалеть да оплакивать, как вздорная баба?! – безжалостно залепила ему Варюха. – Ведь Вы прошли всю Италию вместе с Суворовым. Так?

– …Д-да, – пролепетал Константин, неожиданно задумавшись.

– И Швейцарию! И суровые Альпы!

– Да, – подтвердил великий князь, внутренне подбираясь и преображаясь на глазах.

– И Чёртов мост! – продолжала Варька. – И Сен-Готард… И Ринген-Копф!

После каждого её слова Константин Павлович распрямлялся точно сдутая резиновая кукла, в которую снова накачивали воздух.

– Разве Вы, герой войны, имеете право раскисать, точно прелая квашня?!

Цесаревичу показалось, что в голосе Варьки сейчас прозвучали нотки самого фельдмаршала Суворова. И он поспешно застегнул пуговки на мундире:

– Вы правы, Варвара Николаевна! Тысячу раз правы!! Я позволил себе бессовестным образом позабыть о воинской чести! Я был сражён известием о Вашей свадьбе. Понял, что потерял Вас навсегда!! Решил, что никогда более никого так не полюблю и никем не смогу быть любим!! И опустился, даже оскотинился.

– Ну, полно! – оборвала она его и погладила по руке. – Константин Павлович, послушайте меня. Я верю в то, что у каждого человека на земле есть его половинка, его настоящая любовь. И у Вас она тоже есть. Она ждёт Вас и хочет полюбить. И Вы её обязательно полюбите. Просто Вы её ещё не встретили.

– Вы так считаете?! – поразился до глубины души Константин.

– Я уверена. Но, помните, сударь, настоящую любовь надобно заслужить! А, если Вы будете продолжать вести подобный образ жизни, она пройдёт мимо и не узнает Вас!!

– Разве это возможно? – робко спросил он, – Разве можно меня полюбить?! Ведь я…

– Вы смелый, – перебила его Варя. – Вы храбрый солдат. Вы можете быть настоящим преданным другом. Должно быть, Иван Щербатов знал это. Вы способны искренне и самоотверженно любить. Я это знаю.

Константин Павлович растрогался:

– Спасибо! Спасибо Вам, Варвара Николаевна!! – он схватил её руки и стал осыпать их поцелуями. – Я так Вам благодарен за эти слова!! Вы – удивительная женщина! Вы сами не представляете, что Вы сейчас сделали!! Вы меня просто спасли! Вы вернули меня к жизни!

Варька вернулась в карету.

– Ну, слава богу! – выпалил Алексей, стуча зубами от холода. – Я уже начал беспокоиться. Видела великого князя?

– Видела.

– Поговорила?

– Поговорила, – радостно кивнула она.

– Всё хорошо?

– Да всё хорошо, всё! – заверила она его, – Не ёрзай! Поехали уже в Петербург! К ненаглядной Елизавете Алексеевне.

– А чего это вдруг «к ненаглядной»? – опешил Алексей.

Варька лукаво ткнула его в бок локтём:

– Да, ладно! Будто сам не замечаешь?! Ух, как она на тебя смотрит! – и Варька артистично закатила глаза.

Лёшка вспыхнул до корней волос:

– Чего это ты выдумала?

– Уж поверь мне. Смотрит-смотрит!

Алексей неожиданно призадумался и осторожно поинтересовался:

– Варь? …Правда? Или ты шутишь?

Она в ответ озорно погрозила пальцем:

– Ой, гляди в оба, Лёшка! Пропадёшь!!

11 декабря 1802 года

Камменоостровский дворец

Красавец-сервиз стоял в покоях императрицы, переливаясь позолотой и изумляя причудливостью лепных крышечек в виде императорской короны с кусочком горностаевой мантии. Бархатисто чёрный цвет с налётом матовой дымки, такой несвойственный фарфоровой посуде, поражал воображение. Было трудно устоять перед искушением взять какой-то предмет в руки и погладить. Не говоря уже о том, что каждую тарелку хотелось долго рассматривать.

Елизавета, исполненная восторга, гладила пузатую супницу, разглядывала тарелки, и не переставала повторять:

– Боже мой… Какая прелесть! Какое чудо!