Мангук-хан ещё раз заглянул в глаза Сафуры. Нет, слёз уже не было. Напряжённо думая о чём-то, она смотрела вдаль, туда, где в мареве исчезли её девочки, и, казалось, не замечала Мангука. И куда девалась взволнованная женщина, которая только что так сокрушалась о печальной своей судьбе? Куда девалась её на всё готовая любовь?.. Ну да, – как же он сразу не понял? – то было обыкновенное женское притворство. Она разыграла тебя, а ты, Мангук-хан, развесил уши, поверил ей. Она же – дочь хана Сармата, который объединил под своей властью сотни народов. Мангук-хан знает: как только унуки, гордо называющие себя белыми тюрками, окажутся под властью дочери хана Сармата, кичливые сарматы тотчас навяжут им своё имя…
Мысли прекрасной бике теперь далеко, что-то мучает, тревожит её. Тонкие, изящно очерченные брови хмурятся, по щекам порой разливается яркий румянец, порой ему кажется, что бархатные сине-зелёные глаза её меняют цвет – то темнеют, то снова становятся светлей. О чём думает прекрасная бике, чем так серьёзно озаботилась? Уж не хан ли, каждую минуту готовый пасть к её ногам, занимает её мысли?
Он заговорил, так и не дождавшись внимания, и сам не верил своим ушам: с языка срывались совсем не те слова, которые он собирался ей высказать!
– Бике, родная моя, – начал Мангук-хан, – похоже, мы оба сошли с ума! Неужели любовь, посланная нам Тангрэ, сделала нас такими?.. Если бы ты знала, как я люблю тебя! Тангрэ ещё детьми предназначил нас друг другу. Так не надо стесняться, ничего не бойся, прекрасная моя бике! Пусть видят все, пусть знают, что хан унуков потерял голову. Давай же поскачем с тобой в душистые наши степи, жалеть об этом не будешь никогда!
В глазах бике застыла боль. «Как она страдает», – думал хан, глядя на неё с сочувствием. Он взял Сафуру-бике на руки и понёс к лошадям. Она казалась ему лёгкой, как пёрышко. Руки любимой всё крепче смыкались вокруг его шеи, и дыхание обжигало. Он был вне себя от счастья, ощущая небывалый прилив силы. Он посадил бике в седло, украшенное серебряными бляхами, в один миг взлетел на своего скакуна, и они, лишь на мгновение встретившись глазами, как ветер, унеслись в степь.
А между тем сквозь ветви тальника за ними и в самом деле наблюдали сотни глаз, в том числе и злая старуха, одетая во всё чёрное.
Конбаш-атакай, видевший всё из-за ручья, сказал своему охраннику:
– Старуха, думаю, пошлёт к Бахрам-беку гонца. Поезжай вперёд и перехвати его. Не отдаст письмо по-хорошему, бейся с ним. Гонец не должен попасть к Бахрам-беку! Давай, давай, живей поворачивайся!
– Я не дам ему уйти! – сказал охранник, садясь на коня.
– Будь осторожен, её гонец, скорее всего, – тоже не промах.
– А вы где будете, атакай?
– Я тоже поеду навстречу Бахрам-беку. Остальное – моё дело. А ты скачи, не задерживайся!
Когда телохранитель исчез из виду, Конбаш-атакай направился к жилищу старого Даяна.
Даян-атакай не одобрял решения выдать девушек за белых тюрков, однако противоречить гордой бике не смел, ведь она – дочь Сармат-хана. Между тем, мысль об объединении с унуками Сармат-хану подсказал он, Даян-атакай. Он же предложил поженить ханских детей. Затея не удалась – судьба по-своему распорядилась жизнью молодых людей.
Тихонько вошедшего Конбаш-атакая Даян-атакай встретил с улыбкой. Оба они исповедовали одну веру. Кроме того, Конбаш в каком-то смысле был его учеником, ведь это он, Даян, посоветовал Шимбай-хану взять Конбаша к себе в советники. Старики всю предыдущую ночь провели вместе, вспоминая былые времена. И сейчас Конбаш-атакая приятно удивило, что старик Даян разделяет его отношение к связи между Мангук-ханом и Сафурой-бике. Решено было не мешать им. Сам Даян-атакай был не в состоянии ездить верхом, поэтому поддержал решение Конбаш-атакая отправиться к Бахрам-беку. Он предупредил друга, что ему следует опасаться старой ведьмы, а так же перса Шахрая. Этот огнепоклонник – духовный атакай Бахрам-бека. Даян-атакай объяснил Конбашу, что шахиншах Ирана собирается подчинить себе могучее племя сарматов, для того и прислал к ним сына. Его цель – двинуться на Рим. Вот почему Бахрам-бек никогда не откажется от жены, что бы между ними ни случилось. Он сделает всё, чтобы удержать её. План у них с отцом такой: шахиншах Едигер пойдёт на Рим, а сын его Бахрам-бек в то же самое время должен будет напасть на Византию. Даян понимал, что из-за немощи своей он не в силах изменить что-либо, и потому махнул было на всё рукой. Атакай унуков пришёл очень кстати, и настроение старика поднялось. Он высказал другу всё, что его мучило, и поделился главной своей мечтой: надо непременно объединить унуков с сарматами, а потом вместе решить, стоит ли им помогать шахиншаху. Он велел Конбаш-атакаю поторопиться с поездкой к Бахрам-беку и постараться задержать его, потому что Мангук-хан с Сафурой-бике могут не успеть вернуться.
Читать дальше