Рустам Рустамов - Падение. Том 1

Нам нужно понимать одну элементарную вещь: характер закладывается задолго до детства, и поэтому не надо пытаться переделать другого человека, а принимать таким, какой он есть, и если это трудно, тогда нужно держать дистанцию.

Вскоре братья управились с едой, и Малой, запив двумя кружками воды принятую пищу, резко встал и пошел снова гулять. Он бесцельно бродил по округе и постепенно привыкал к мысли, что теперь ему придется жить здесь, а возмущаться и плакать – абсолютно бесполезное занятие. Ну, в принципе, не так и плохо здесь. Хоть больше не увижу этого копекоглу («сукина сына») Юнуса.

С Юнусом у Малого были особые счеты. Этот копекоглу Юнус торговал на базаре арбузами. По выходным они всегда почти всей семьей ходили на базар. Родители, проходя мимо него, приветствовали его и почти всегда останавливались на несколько минут для общего разговора. Честно говоря, в этих разговорах Малой не находил никакого смысла и поэтому однажды решил закончить эти бессмысленные потери времени раз и навсегда. Но увы, ничего не изменилось, стало даже еще хуже.

Дело в том, что у этого копекоглу Юнуса на правом виске были две довольно большие бородавки, и Малой, показывая на них, примерно высказался таким образом, что какие у него противные бородавки, и он поэтому брезгует им. Не успел Малой закончить свою мысль, тут же получил от отца подзатыльника и свалился на арбузы. Мать помогла ему подняться, но при этом сильно дернула его за руку, видимо, для того, чтобы лишний раз подчеркнуть его неправоту и свою солидарность с отцом. Малой, стиснув зубы, промолчал, даже и намека не было на плач, просто смотрел с того дня на копекоглу («сукина сына») Юнуса. Копекоглу Юнус, конечно, поймал его взгляд, но ничего не сказал, однако в последующем всегда мстил Малому словесно. Как только Малой с родителями приходил к нему, всегда, показывая на свои мерзкие бородавки, говорил ему: «Поцелуй бородавочки мои!» Малой не мог понять одного, почему же родители не одергивали этого подлого наглеца и зачем вообще ходили к нему, тот же все равно бесплатно ничего не давал. Малой как всегда молча и в каждый раз с еще большим презрением смотрел на него, и это еще больше выводило копекоглу Юнуса из себя. Видимо, был и в самом деле мерзким человеком: остановил бы родителей или хотя бы сделал замечание – так нет, с удовольствием смотрел и, мало того, дразнил при каждом случае. Малой вырос очень брезгливым человеком – думается, в этом была некоторая заслуга и копекоглу Юнуса.

Здесь Малой не мог не вспомнить тетю Мерджан – жену брата матери. Малому было, наверное, от силы три года, и его на лето отвезли к ним. Там же жила сестра матери, тетя Дилар. То лето у Малого, можно сказать, было самое лучшее. Тетя Дилар или тетя Мерджан всегда выпекали ему вкусный пирог, и он уплетал его, запивая свежим молоком. Брат матери, дядя Фарид, был пастухом, он пас коров. Почему-то он всегда ходил (ну да, как же, девать было некуда одежду) в очень старой и оборванной одежде. Малой про себя дал ему прозвище «оборвыш Фарид» и ждал случая, чтобы высказать это где-нибудь. И случай представился очень скоро. По осени его привезли в Казах домой, но, конечно, он не мог забыть оборвыша Фарида. Угораздило же тетю Мерджан вскоре приехать в гости к ним, и, естественно, она привезла любимые пироги. Малой, кушая пирог, спросил у тети Мерджан:

– Ай, Марджан, у вас был оборвыш Фарид, – впервые произнес вслух придуманное самим прозвище, – он еще живой? – и тут же упал к тахте и стукнулся головой о ножку ее. Сразу не понял, отчего упал, но потом сообразил: просто отец дал ему подзатыльника (ох уж эти отцовские подзатыльники, всегда настигнут, неважно, к месту или не к месту).

Тетя Мерджан бросилась к нему, взяла на руки и даже отцу сказала:

– Зачем бить-то, он же ребенок!

Отец жестко ответил:

– Ну и что? Ребенок! Пусть выбирает слова. А ты не слышишь, как он к тебе обращается?

Отец был прав: Малой переборщил с искажением имени тети. Отец уловил нотки издевки в произношении «ай, Марджан» и был прав: действительно, это очень грубо. По возвращении домой тетя Мерджан поделилась услышанным от Малого, и с того времени пастуха Фарида все стали называть оборвышем Фаридом. После этого случая он полюбил тетю Мерджан еще больше и, будучи уже взрослым, всегда обращался к ней не иначе как «ай, Марджан», и тетя его очень любила. (Я надеюсь, что тетя Мерджан смотрит с небес и, услышав снова от того Малого «ай, Марджан», улыбается своей красивой доброй улыбкой). Малому, можно сказать, всю жизнь везло в одном: если он придумывал кому-то прозвище, то оно сопровождало человека очень и очень долго. Дядя Фарид (да будет земля ему пухом) в этом «почетном» списке был вторым после сестры, кого прозвище, данное Малым, сопровождало всю жизнь.