— Бес тебе в бородатый рот! Чего мелешь! Ведь это же и есть враг, которого надо разбить… А ты что думал: он к тебе с распростертыми объятиями явится, радость тебе принесет? Дожидайся!.. Надо живей попасться им на глаза и увести за собой погоню… Моего чалого коня, а твоего буланого не сразу заметят… А ты, Марка, не показывайся им на своей белой лошади, а жди здесь… Как услышишь наши голоса, с криком «Аттан!» скачи в сторону аула и поднимай тревогу.
Енсебай закусил повязку от треуха и толкнул нагайкой в бок Кулжатая.
— Подождем немного! — нерешительно забормотал Кулжатай. — Может быть, за ними еще скачут…
Енсебай ожег нагайкой коня и направил своего скакуна на вереницу всадников. Тогда оправившийся от страха Кулжатай стегнул своего буланого и легко, словно тростинку, выхватил из-под колена восьмигранный шокпар. Высоко подняв его над головой, он быстро нагнал Енсебая. На полном скаку они догнали мчавшихся тобыктинцев и врезались в самую гущу всадников.
— Бей их! — заревел Енсебай, размахивая шокпаром.
— Бей! — еще громче заорал Кулжатай.
Не давая опомниться врагу, они неожиданно повернули коней. Вожак отряда Кулайгыр, заметивший смельчаков на расстоянии длины аркана, закричал во все горло:
— В погоню!
Он первым кинулся преследовать Енсебая и Кулжатая и увлек за собой добрый десяток жигитов.
«Должно быть, впереди засада!» — подумал Кулайгыр, стараясь не упустить двух всадников из глаз.
Но они рассеялись, как степной мираж, исчезнув в бледно мерцающем ковыле. Кулайгыр в недоумении придержал коня, стараясь разгадать странную загадку: что же произошло?
Увидев за собой преследователей, Кулжатай и Енсебай поняли, что хитрость их удалась: за ними увязалась погоня. Уйти от нее было нетрудно, главное сделано — враг обнаружен, теперь надо дать знать Марке, чтобы он забил тревогу в аулах. И Кулжатай с Енсебаем во всю силу своих легких закричали:
— Аттан! Аттан!
Марка, услышав их крик, нахлестывая коня камчой, во весь опор помчался к озеру Тущи-коль. Подскакав к аулу, он заорал душераздирающим голосом:
— Аттан!
Это слово было страшнее пожара, бури и сверкающих молний. Оно донеслось до озера Тущи-коль, где все жители аулов, начиная с четырехлетнего ребенка и кончая впадающим в детство девяностолетними стариками и старухами, только и жили ожиданием тревожных вестей. Возле костра за обедом, на полянке возле скотины, под рваным одеялом перед сном — всюду и везде звучали тревожные слова: «Идут враги!», «Угонят коней!», «Драка будет!», «Прольется кровь!»
В аулах еще никто не спал. Почти возле каждой юрты стояли на привязи кони, сидели по два-три жигита. Мирно и неторопливо беседуя, они с удовольствием попивали айран. Почти никто из них не испугался тревожного крика, все были подготовлены Серке к неизбежности схватки с врагами.
Быстро, но без излишней суеты храбрые жигиты схватили свои нагайки, вооружились соилами, секирами, пиками, шокпарами и вскочили на коней. Они знали, за что им предстоит пролить кровь, и верили в правоту своего дела. Озлобленные постоянными насилиями тобыктинцев, они горели желанием отбить нападение врагов, нисколько не думая о том, что противник может быть многочисленнее и сильнее.
Марка, стрелой подлетевший на белом, как заяц, коне к берегу озера, кричал без передышки. У него оказался на редкость громкий голос и неутомимая глотка; не умолкая, он вопил изо всех сил: «Аттан! Аттан!»
Этот призыв подхватили по очереди один аул за другим, и он перекатился гулкой волной по берегу озера, наполнив тревогой безлунную, темную ночь.
Слышался плач перепуганных женщин, провожавших мужей и братьев, многочисленные голоса матерей и отцов, благословлявших своих сыновей — защитников, севших на боевых коней. Сердца жигитов наполнялись яростью против тобыктинцев, нарушивших их мирную жизнь.
Пока тобыктинцы доскакали до кокенских табунов, многоголосый шум поднял всех жителей округи от мала до велика, и они дружно встретили стремительную лавину всадников, во главе которых мчались Беспесбай, Дубай, Кусен и Саптаяк.
— На-за-ад! — прогремело гулкое эхо над озером.
Бостан занес над головой дубину, его примеру последовали Енсебай и Марка. Кокенские жигиты густым потоком ринулись вслед за ними на врагов. Первый натиск тобыктинцев был приостановлен. Послышались сухие удары шокпаров, соилов и дубовых пик.
Бостан и Беспесбай столкнулись в этой схватке первыми, обменявшись сильными ударами соилов. Обе руки Беспесбая сразу онемели — он почувствовал тяжесть Бостановои дубины и подумал: «Если хватит этак по голове, придется плохо!» Он понял, что только быстрота и натиск спасут его от неминуемой беды, и стремительно стукнул противника в правое предплечье: Бостан почувствовал страшную боль, правая рука повисла, как плеть, однако он изловчился и левой изо всех сил ударил своего врага по темени. Густая кровь залила лицо Беспесбая, он зашатался в седле, но не упал. С отуманенной головой он все же, следуя совету Есентая, начал валить коней противников дубиной в висок.
Читать дальше