Михаил Попов - Проклятие тамплиеров (сборник)

Вышел господин прево, вышел его преподобие. Появился судья. И заговорил слабым голосом, который тут же превращался городским глашатаем в огромные слова, далеко разлетавшиеся над притихшим людским морем. Глашатай рассказал горожанам то, что они и так уже прекрасно знали. Люк или Кассандр? Кому предстоит выжить, а кому умереть? Люк был отвратителен всем без исключения и повседневным своим заносчивым поведением, марсельской повадкой, и уж конечно, учиненным им грязным зверством. Но и юноша-предсказатель не вызывал ни у кого особой симпатии. Люди маркиза так долго и так упорно твердили, что это от насланной им порчи произошла недавняя чума, что массовое мнение стало склоняться к этой версии. Смерть же Миранды, задолго предсказанная и своей предсказанностью всех ужаснувшая, окончательно укрепила народ в мысли, что мальчишка опасен. Не отвратителен, как Люк, но никакой симпатии не вызывает, несмотря на свой полуангельский вид. Оставить его в живых было бы неким вызовом горожанам. Но не оставлять же, в конце концов в живых кровавого лакея?!

Вывели обоих на крыльцо. Руки у них были связаны за спиной, каждого держали за предплечья по два стражника.

По толпе прокатился рев, и она пришла в движение особым способом, не сдвинувшись с места ни на шаг. Волны напряжения пробирали ее, заставляя подниматься сотни рук и открываться сотни ртов.

Вышел мэтр. Голова его была опущена, глаза было не разглядеть, но шел он так, словно они были закрыты. Он остановился на краю самой высокой ступени.

Глашатай еще раз распространил сообщение над толпой, что именно сейчас должно произойти самое главное. Только после этого Нострадамус поднял голову. Ничего особенного в его лице не было, разве что было оно немного бледнее, чем обычно.

– Итак, кого вы определяете помиловать, по праву спасителя города, мэтр Нострадамус? – проскрипел судья.

– Итак, кого вы определяете помиловать, по праву спасителя города, мэтр Нострадамус?! – прокричал глашатай.

Спаситель города не стал выдерживать терпение толпы и сказал быстро, как человек, который наконец решился и хочет забыть поскорее мучительную ситуацию выбора.

– Я определяю помиловать моего лакея Люка!

Даже глашатай, который должен был играть в этой ситуации роль всего лишь голосового механизма, запнулся и утратил дар крика. Его сообщение, что прощен должен быть Люк, едва коснулось первых рядов. Папаша Фафье и его сыновья не поверили своим ушам, и в этом была их ошибка, потому что маркиз поверил сразу и первым сообразил, что тут нужно делать.

Когда повторное, полноценное сообщение глашатая еще только раскатывалось над булыжниками человеческих голов, люди его светлости уже бросились по его приказу вперед и вцепились в Кассандра, вырывая его из рук стражников. Таким образом, они невольно перекрыли дорогу папаше Фавье и он, поклявшийся, что негодяй Люк будет зарезан при любом исходе суда, натолкнулся со своими людьми на кучу людей маркиза. Сержант, сообразивший, что сейчас может случиться, отдал команду своим людям, чтобы они немедленно втащили Люка обратно в здание магистрата. Вслед за стражей поспешили укрыться за крепкими дубовыми дверями и все представители городской верхушки. И прево, и кюре, и судья. Нострадамус тоже к ним присоединился. Не только следуя настоятельному совету судьи, мол, возбужденные горожане могут неправильно оценить его выбор, и, находясь в возбуждении… у мэтра были свои причины для того, чтобы поспешить в магистрат. Он догнал стражников. Велел им развязать руки лакея. Тот рухнул на колени и кинулся целовать пыльные края одежды своего спасителя.

– Оставьте нас. – Сказал Нострадамус, не оборачиваясь. Но это было лишним. Все и так спешили по лестнице наверх, на балкон второго этажа, дабы оттуда увидеть окончание драмы. Кому могли быть интересны нежности, объединяющие убийцу и его странного спасителя?

– Слушай меня внимательно, Люк. Тут есть задний выход.

А с балкона тоже можно было увидеть немногое. Вид беснующейся толпы, которая в одном месте была гуще, чем в прочих, там и шла расправа, начатая людьми маркиза. Над этим местом взлетали самые яростные крики, быстрые кулаки и ошметки то ли одежды, то ли прямо куски плоти. Наконец дело свершилось. Сгусток толпы вдруг распался, образуя лакуну. Посреди нее, в неестественной позе, с дико вывернутыми конечностями, лежало тело Кассандра. Голова его была невероятного размера, это впечатление рождала лужа крови, вылившейся из раздробленного черепа. Такое впечатление, что именно с головой, заключающей в себе всю опасную заразу, все вредные способности, и сражались подручные маркиза.