По этой раболепной слюнявой улыбке и по этим растопыренным красным рукам невозможно было не угадать, что посетитель, такой крупный и плотный, либо довольно известен в здешних краях, либо не без веса и не без казённой подорожной в кармане: всё-то у нас подорожные, всё ещё нету людей, а до равенства, братства, как заповедал Христос, ещё далеко. Как же с третьим-то томом получше извернуться ему?
Подержав карту подальше от прищуренных глаз, незнакомец несуетливо отметил несколько блюд и молча отдал слуге, не взглянув на лакейскую рожу. Слуга, весь изогнувшись вперёд, кинулся в кухню скорым скачущим шагом, показывая спиной, что, мол, не извольте, ваше сиятельство, ваше превосходительство, беспокоиться, мигом исполним-с, такие уж мы-с.
Вид карты и отчасти вид этой ретивой спины вызвал внезапное ощущение сильного голода, и он крикнул спине:
— Постой!
Слуга так и дёрнулся на бегу, ступил ещё раз, однако всё-таки замер на месте, согбенной спиной изображая крайнее неудовольствие, длинные красные руки по-прежнему с почтением выставляли трактирную карту вперёд, голова едва поворотилась к нему, красноречиво без слов говоря, что, мол, мы ничего, да некогда нам, так уже ты поскорей.
Улыбнувшись невольно, однако не меняясь в лице, он подступил к парню сам, выдернул карту из цепко стиснутых пальцев, словно держали они не трактирную карту, а высочайший рескрипт, чиркнул ногтем против каких-то неведомых блюд, положившись скорей на удачу, чем на трактирную кухню, вложил карту в одеревенелую от возмущения руку и вновь, сутулясь, сцепив сзади пальцы, пошёл вдоль стены, рассеянно думая о своём, ощущая, как незнакомец, поворачивая следом за ним серебристую голову, точно облитую лунным сиянием, ненавязчиво взглядывал на него, как будто пытался припомнить, не видел ли где, и он сжимался от этого неторопливого взгляда просторно поставленных глаз, так что лицо его само собой тотчас сделалось непроницаемым и холодным: очень он не любил, когда неизвестные люди признавали его.
Продолжая взглядывать на него, незнакомец раскурил большую сигару, с удовольствием затянулся и свободно, со вкусом выдохнул дым.
Недовольный этой нецеремонной манерой преследовать взглядом, не желая, конечно, знакомства, он тоже поглядывал, в свою очередь, на незнакомца, однако сердито, почти неприметно, из-под самых бровей и вскоре вывел из отрывочных своих наблюдений, что тот посматривает без всякого умысла, что намерения его вполне мирны и чисты и что вовсе не подглядывает за ближним из праздного любопытства, по русскому обыкновению ведущего к кляузе, а в самом деле силится вспомнить, не видались ли где и не надобно ли по этой причине сделать приличный поклон.
Может быть, как-нибудь незнакомец натолкнулся на его портрет в «Москвитянине»: то-то подписка Михаилу Петровичу [15] ...незнакомец натолкнулся на его портрет в « Москвитянине»: то-то подписка Михаилу Петровичу... — Погодин Михаил Петрович (1800 — 1875) — историк, писатель, издатель журналов «Московский вестник», «Москвитянин», профессор Московского университета с 1833 г., академик с 1841 г., видный деятель славянофильства; в его доме жил и работал Гоголь.
, выгода, брат, выставил тебя на всеобщее обозрение, на посмешище, ты из дружбы ко мне потерпи.
Ему стало неловко и стыдно. Он от всей души полагал, что никаких портретов и быть не могло, что писателю надобно книги писать, а не красоваться в разных видах под обложкой журнала.
Его шаг перебился, он покраснел. Только знаков внимания недоставало ему, в особенности в скверном том настроении, когда окончательно ещё не решил, отвезти ли на проверку Жуковскому, на дружеский суд, печатать ли тотчас «Мёртвые души», и он, выбрав подходящий момент, натурально поворотился к стене, левой рукой привычно и неприметно спутал причёску и перестал походить на проклятый портрет. Немедленно озорная удовлетворённость собой шмыгнула в полуприкрытых глазах: полюбуйся, чёрт побери, поглазей, где тут Гоголь, никакого тут Гоголя нет.
Именно в эту минуту, в какой уже раз, незнакомец взглянул на него. Недоумение так и растеклось на сытом крупном лице, большие ноги, обутые в крепкие сапоги, какие без износу, навечно строят доморощенные умельцы в глухоманях, в болотах, в лесах, так и сделали шаг, чтоб попристальнее вглядеться в каким-то чудом переменившееся лицо.
Он был доволен, что шутка его удалась. Понемногу отлетели раздумья, время терпело, лето, не совсем удобное время для типографских работ, да Жуковский приехал ли, как обещался, да ещё Плетнёв [16] ... Плетнёв Пётр Александрович (1792 — 1865) — поэт, критик, профессор российской словесности с 1832 г., ректор Петербургского университета в 1840 — 1861 гг., академик с 1841 г.; издатель-редактор журнала «Современник» в 1838 — 1846 гг.; при его посредничестве в 1834 г. Гоголь получил должность профессора всеобщей истории в Петербургском университете.
соберётся ли в Ревель, как в письмах писал? Э, к чему же морочить себя? И лицо начинало понемногу светлеть. Он с охотой пошутил бы ещё. Внимание обострилось. Он только подходящего случая ждал.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу