Николай Бахрошин - Месть базилевса

Решительная расправа вернула авторитет командира Макасина на должную высоту. А откупоренные меха с вином («пойло рабов и отрепья» – надо же так сказать!) еще больше сплотили отряд. Пребывая в умилении к армейскому братству, основательно подогретом пойлом… (тьфу на Григорса – вином, конечно же!), и все еще лелея злобу на хитрожопых жителей Томы, пентарх весьма благосклонно выслушал вкрадчивый рассказ Скорохвата, что в хибаре старого грека брать все-таки нечего, кроме детей и долговых записей. Зато он успел разузнать (когда только?), что совсем неподалеку есть усадьба богатого торговца рабами Фоки Скилица, не в пример более зажиточного… Словом, командир понимает, о чем речь…

Командир понимал. Собрав в кулак растворяющуюся в вине рассудительность, Агафий попробовал было возразить, что армия Юстиниана карает лишь противников базилевса, этого достойнейшего из Ираклидов. Скорохват не моргнув глазом взялся убеждать, что о благе Рино… – виноват, командир! – достойнейшего базилевса Юстиниана он как раз и печется больше, чем о здоровье отца родного. Честно сказать, пусть черти на том свете зальют в глотку старого хрыча столько же расплавленного свинца, сколько он изрек богохульств за свою никчемную жизнь, но ведь отец же… А базилевс – больше, чем отец! Тогда как богач Фока Скилиц, как сообщают честные и добрые люди, как раз известный на всю округу приверженец и сторонник Тиберия Пугливого и, значит, враг трона.

Агафий усомнился, что хоть один честный человек рискнет водить компанию со Скорохватом, но тот с жаром настаивал: сведенья самые верные. Да кто не знает – Скилиц спать ложится, и то с портретом узурпатора под подушкой! Благое дело – допросить его о злоумышлении против власти и заодно, где он прячет свои богатства…

Живописная подробность с портретом решила дело. Глядя в искренне округленные глаза сицилийца, чистые как летнее небо, Агафий решил, что даже такой малый, как Скорохват, не может врать в каждом слове.

Пентарх приложился к меху в очередной раз и скомандовал солдатам разобрать оружие и построиться. Какие могут быть заготовки, если рядом колючим чертополохом цветут злоумышленники?

Усадьба Скилица действительно оказалась неподалеку. Скорохват, верткий как уж, для начала махнул через забор на разведку. Быстро вернулся и доложил неожиданное, мол, торговца прямо в его доме пытают трое «людей с топорами», из тех, что пришли служить базилевсу. Понятно теперь, как они служат… «Наверняка ищут золото! Зачем же еще приходить в дом купца?» – предположил сицилиец явно на основе личного опыта.

Агафий понял, что дело поворачивается неожиданной стороной. Точнее, сразу многими сторонами, каждая из которых непонятна сама по себе. Предатель Скилиц или не предатель? Откуда здесь взялись варвары? Чего ищут? И главное, что в этой ситуации делать ему, армейскому командиру, облеченному властью над таким немалым числом солдат, что их можно строить тремя рядами: защитить подданного базилевса или предоставить изменника его судьбе?

Пусть не видать ему царствия небесного, если на все эти вопросы разом смог бы ответить даже мыслитель повыше чином, чем пентарх кавалерии! Не помогало даже вино, придающее живость мысли, хотя – видит бог! – к его помощи он прибегал добросовестно.

– Точно их трое? – спросил Агафий.

– Трое, как есть трое! – подтвердил Скорохват, возбужденно блестя глазами и дергая от нетерпения головой. – С ними еще девка варварская, ну, так ее можно не считать… Решайся, пентарх! Их – трое, нас – полтора десятка, неужели мы оставим подданного империи на растерзание северным дикарям?

Агафий с сомнением подумал, что совсем недавно сицилиец обвинял Скилица в измене. Предатели, по высочайшему повелению самого базилевса Юстиниана, не заслуживают защиты ни жизни, ни собственного имущества, расправы над ними в армии даже поощрялись. Если же торговец не злоумышленник, то какого рожна они вообще здесь делают, рискуя быть наказанными за мародерство… Впрочем, эта мысль была слишком сложной, чтоб надолго удержаться в его голове, без того озадаченной, как Господь при виде сороконожки. (Именно так, с лихим кавалеристским шиком, любит выражаться храбрый Доместик Пирра, его кентарх.)

– Решайся, командир, не медли! – подзуживал солдат. – Убей меня гром, вытрясут дикие все золото Скилица! Как есть вытрясут, пока мы тут давимся соплями перед воротами, спаси-сохрани!

Остальные солдаты тоже нетерпеливо переминались. Дом – богатый, сразу видно.