Валентин Костылев - Иван Грозный. Том I. Книга 1. Москва в походе. Книга 2. Море (Часть 1)

— Тела ради душу погубить захотели? — подойдя к окну, снова закричал Иван. — Недолог путь к падению! Будто не знаете?

— Да ты побереги себя, родимый мой, батюшка! Бог с тобой.

Иван сел в кресло. Бледное, в слезах, лицо жены отрезвило его.

— Солеймана… Крым… Ногай… Литву…. Угры… Людишек лифляндских… и свейских… гордостью дымящихся… хотящих истребить нас и православие… Все! Все забыли!

Анастасия подошла к нему, обвила его шею своими тонкими теплыми руками и, целуя в голову, стала тихо успокаивать:

— Милый мой, Иванушка, дружок мой, государь, ну кто тебя отравит? Кто тебя изведет чародейством? Клюшник берет еству и сам ее пробует, после него дворецкий вкушает, и потом стольник тож пригубит, а кравчий ест больше тебя, да на твоих глазах… Касатик, солнышко ты наше, пожалей деток малых… не убивайся попусту!..

Лицо Ивана оживилось. Он вскинул глаза на царицу, взял ее руку, прижал к губам:

— Слово царское сбылось! Идут они полями, лесами, бором дремучим… Идут! Москва в походе!.. На немцев проклятых! На злодеев! Почему же ты меня-то не пустила? И почему советники отсоветовали? На бранном поле я ничего не боюсь! Народ там! Огонь! Потеха! В келье помышляешь, на поле и помышляешь и храбростью дышишь, железом правду добываешь… В казанском походе обрел я воинское мужество и познал твердость меча.

Анастасия, продолжая ласкать мужа, тихо говорила:

— Обожди… Не торопись… Бог укажет…

— Знахари-шептуны поведали: любят меня воинники! Еще поведали они, — сказал царь шепотом, — будто обо мне и в деревнях Богу молятся… Так ли? — Он вздохнул: — Правда ли? Не врут ли? За что обо мне молиться? Ну ладно! Позови-ка Тетерина, Библию буду слушать. Звездочет-болтун надоел! Лекарь батюшки моего, Николка Немчин, морочил голову ему, великому князю Василию, а оный фрязин-звездочет дерзает обманывать и меня… Гоните их! Счастье царств не от звезд исходит, а от всемогущего Бога! Зови, зови Тетерина!

Анастасия вышла и вскоре вернулась в сопровождении человека малого роста, одетого в чернецкую рясу.

— Эк ты, Яша, раздобрел! — с улыбкой сказал царь. — Аль каши наелся?

Анастасия в угоду царю рассмеялась.

Тетерин низко поклонился.

— Милостивый батюшка государь! На твоем дворе всякая тварь отолстевает и сыту бывает.

Иван улыбнулся:

— Отравы не боишься?

— Пошто отрава? — в испуге спросил Тетерин.

— Вот возьмут твои враги да и намешают тебе либо отравы, либо приворотного зелья, а ты и не узнаешь…

— Никому-то, батюшка царь, я не нужен, — простодушно вздохнул Тетерин. — Самый последний человек я. Богомолец, сирота — и все тут.

Иван насупился: «Молчит!» И, оглянувшись, кивнул Анастасии со значением.

— Читай Иова!.. Царица, слушай!

Тетерин раскрыл Библию, помолился. Помолились и царь с царицею. Откашлявшись, стал читать:

— «…И отвечал Иов и сказал: о, если б верно взвешены были вопли мои и вместе с ними положили на весы страдание мое! Оно, верно бы, перетянуло песок морей! Оттого слова мои неистовы. Ибо стрелы вседержителя во мне; яд их пьет дух мой; ужасы Божии ополчилися против меня… О, когда бы сбылось желание мое, и чаяние мое исполнил Бог мой!..»

Царь поднялся с места, бледный, взволнованный.

— И боюсь я Иова и не могу оторваться, — задыхаясь от волнения, произнес Иван. — Читай!.. Больно мне! А все ж читай.

Тетерин, стоя перед аналоем, рыдающим голосом продолжал — сначала читать по-латыни, а затем переводить прочитанное:

— «…Твердость ли камней — твердость моя? И медь ли плоть моя? Есть ли во мне помощь для меня? И есть ли для меня какая опора? Но братья мои неверны, как поток, как быстро текущие ручьи, которые черны ото льда и в которых скрывается снег…»

— Довольно! — стукнул ладонью по столу царь. — Раскрой Книгу Царств. Про Давида… Как отсек голову…

Голос Тетерина звучал с торжественной медлительностью, бодро, восторженно:

— «…И опустил Давид руку свою в сумку и взял оттуда камень и бросил из пращи и поразил филистимлянина Голиафа в лоб, так что камень вонзился в лоб его, и он упал лицом на землю…»

Царь выпрямился, глаза его оживились, на губах мелькнула улыбка.

— «…Так одолел Давид Голиафа пращою и камнем и поразил филистимлянина и убил его; меча же не было в руках Давида. Тогда Давид подбежал и, наступив на филистимлянина, взял меч его и, вынув из ножен, ударил его и… отсек ему голову его. Филистимляне, увидев, что Голиаф убит, испугались и побежали…»

Царь громко рассмеялся, Анастасия тоже — опять в угоду царю.