Так вот зачем ездил Гордей! Встречал его! Юрия!
Никого не стыдясь, забыв о своем холщовом наряде, я бросилась к Юрию Тимофеевичу.
Впервые за долгие годы выпали мне дни полного счастья. Даже Тана, улучив минутку, шепнула, мне: «Ты стал, как чалчик». («Чалчик» на их языке — цветок).
Три дня и три ночи не расставались мы с Юрием. Не беда, что наше брачное ложе поместилось не в роскошном алькове, что было оно не красного дерева кроватью, а широкой деревянной скамьей. Не стыжусь передать бумаге, что никогда не испытывала я такого наслаждения и такой близости.
Юрий рассказал мне: генерал объявил о моей смерти, сказав, что я на верховой прогулке вместе с лошадью в полынью попала и в воде сгинула. Заставлял тело искать и большую награду сулил тому, кто сыщет. И будто где-то сыскали, но тело так изуродовано, что узнать нельзя. Поминки по мне справил и сорокоуст заказал. Черные одежды носит. Заподозрить его никому и в голову не идет, наоборот, все жалеют.
Самое страшное для меня здесь было, что этот лицемер наверняка известил родителей моих, и я не могу сейчас эту весть опровергнуть.
А что при жизни меня отпели… Бог с ними. Как странно, что мама в детстве за живость, за шалости в шутку именовала меня отпетой.
Впрочем, на этот раз беседы наши с Юрием шли не о прошлом. Мы более мечтали о будущем.
Правда, я призналась Юрию, что веду дневник, что когда-то нелестно отзывалась в нем о том, кого теперь люблю безгранично. И даже просила его описать для меня его давнее приключение, первую встречу с Ваньшей и Гордеем. Когда-нибудь я добуду спрятанную в генеральском доме тетрадь и вложу в нее листки, исписанные Юрием. Хочу, чтобы в моих тетрадях была одна правда. На старости стану перечитывать их.
Теперь мы неразделимы. И скоро заживем, как хочет Юрий. Заживем по заветам тех, кто повешен за русскую правду, кто томится в каторжных тюрьмах, влачит жизнь в ссылке и на вечном поселении.
Нам будет принадлежать лишь заработанное нашим трудом…
Перечла я эти страницы и раздумываю: на какую я вышла дорогу? И не знаю, что сказали бы мои родители, попади им в руки эти страницы.
Папа и мама, как тяжела тревога за вас! Что может написать вам этот зверь — супруг мой? И я не могу вам дать весточки, пока не вырвусь из этих краев, не пересеку уральский каменный пояс. Но скоро, скоро!
Однако вернусь к духовной дороге своей. Говорят, у женщины самостоятелен лишь взор обыденный, обиходный, а зрение духовное — это зрение ее мужа. Но нет! Не одна любовь к Юрию перемен причина! Разве позабуду я когда-нибудь Ваньшу, Гордея, Ивановну, Тану. Разве позабуду привалы на солдатском моем пути, откровенное презрение солдат к бывшему мужу моему. А полная трудов и забот жизнь в этой деревне! Сколь выше, сколь полнее она пустот существования чужеедов.
Нет, скажу еще раз, не одна любовь послужила моему прозрению!
2 февраля
Вот и оборвались колдовские мои, волшебные мои дни! Юрий уехал. Но музыка моя звучит.
Юрий написал Сперанскому. Еще месяц, от силы два — и мы уедем. Уедем с ним вместе.
Юрий опасается, как бы не случилось какой беды, не нашли нас фискалы, не ворвалась в деревню солдатня.
Но мне даже смешны эти опасения. Тайная деревня стоит не первый год. Уже и ребятишки бегают по дворам. Простоит и еще…
Поразила меня сегодня Тана. Мы готовили с ней толкан — удивительно вкусное калмыцкое блюдо, и вдруг она стала рассказывать о себе. Отец Таны — калтыкчи. Слово «калтык» — по-русски «подмышка». Калтыкчи — прислужники калмыцких князей-зайсанов. Оказывается, у титулованных калмыцких господ, как у старинных русских бояр, полно слуг. В поездке зайсана сопровождают пятнадцать-двадцать человек. Никто из этой свиты не должен ехать впереди князя, и у каждого свои обязанности. Одни седлают княжеского коня, привязывают его к коновязи, другие — подают шубу и так далее. Калтыкчи водят князя под руки или поддерживают подмышки. Они подсаживают зайсана на лошадь, снимают с лошади, раскуривают ему трубку.
При зайсане, которому служил отец Таны, находилась и вся его семья. Двенадцати лет Тана стала помогать табунщикам пасти зайсанских лошадей. Однажды старый князь приметил девушку и велел привести ее в свой аил. Тана вскочила на резвого скакуна и умчалась в потайную деревушку, на которую год назад наткнулись, орешничая в тайге.
Я думала, не для того ли Тана поведала мне свою судьбу, чтобы утвердить меня на моем пути, сказать, не бойся поступков смелых и решительных?
Читать дальше