Елена Семёнова - Претерпевшие до конца. Том 2

Второй воровской собор стал первым шагом в реализации нового идеологического проекта. Следующим стало празднование 800-летия Москвы, которая виделась власти, как новая мировая столица. По случаю торжеств из кремлевского Успенского собора-музея в Богоявленский патриарший собор были перенесены мощи митрополита Алексия Московского и положены в новоизготовленную на правительственные средства раку с золоченой сенью, а также проведен ряд других торжественных церковных мероприятий. По приглашению Сталина в числе иностранных официальных делегаций на празднование прибыли и многие религиозные деятели. Среди них и влиятельный на Ближнем Востоке митрополит Илья Ливанский, впоследствии патриарх Антиохийский. Этот лживый иерарх, лауреат Сталинской премии, обосновал очередную подменную идею «всеправославного» провозглашения Москвы – «Третьим Римом» и «всемирной столицей», а Сталина – «новым Константином Великим» с вытекающими из этого международными политическими выгодами для СССР.

Используя церковь, Сталин умело обрядил идею «мирового интернационала» в державные формы вселенскости «Третьего Рима». Журнал Московской Патриархии пестрел славословиями «вождю»: «Иосиф Виссарионович Сталин – любимейший вождь нашего народа, гениальный Верховный Главнокомандующий нашего воинства, Богом поставленный на свой подвиг служения нашей Родине в эту годину испытаний… Русские верующие видят в лице Верховного Вождя нашей страны Богом ей данного отца своего народа, и горячи их молитвы Господу Богу о его здравии на долгие годы. В нашем вожде верующие вместе со всей страной знают величайшего из людей, каких рождала наша страна, соединившего в своем лице все качества упомянутых выше наших русских богатырей и великих полководцев прошлого (святой князь Александр Невский, князь Дмитрий Донской, князь Пожарский, генералиссимус князь Суворов, фельдмаршал князь Кутузов), видят воплощение всего лучшего и светлого, что составляет священное духовное наследство русского народа, завещанное предками; в нем неразрывно сочетались в единый образ пламенная любовь к Родине и народу, глубочайшая мудрость, сила мужественного, непоколебимого духа и отеческое сердце. Как в военном вожде в нем слилось гениальное военное мастерство с крепчайшей волей к победе…»

Псевдонациональная бутафория и подделка под державность, столь дорогую русским патриотам, подкупила многих. В том числе, и ряд эмигрантов, чей тоскующий взор углядел в Сталине своего рода «царя», в СССР – возрождённую Российскую Империю, а в Московской Патриархии – истинную Русскую Церковь…

Война заставила власть надеть маску патриотизма: вспомнить славные страницы истории, вернуть дорогие русскому сердцу имена и символы… смешав их с символами противоположными, с идеями обратными. Она фактически закрепила ту роковую подмену, которая совершалась в течение всех лет господства Советской власти. Антихристианские пентаграммы стали почитаться, подобно кресту, так как их от подлинного содержания якобы отмыла кровь советских солдат. Коммунистическая, интернациональная, антирусская идеология оказалась породнена с имперской, державной идеей. Богоборческая, антирусская, беззаконная власть, погрязшая в преступлениях, оказалась вдруг покровительницей Церкви, радетельницей о народе, подлинной якобы русской властью. Московская Патриархия, антиканоническая структура, предавшая сонм исповедников, явилась в образе матери-Церкви… Круг замкнулся. Ложь стала фундаментом всего дальнейшего развития советского общества. И эта ложь, это пожизненное двойничество, внутренняя расколотость влекла за собой тяжелейшую духовную болезнь, плоды которой можно было лишь предугадывать.

Саня Надёжин исполнил обещание, данное отцу, и ни на йоту не отступил от его заветов, продолжая его работу по составлению подлинной летописи эпохи торжествующего Зла. В совершенстве владея латынью, он именно на ней вёл свои записи, старательно заменяя опасные слова условными символами или эзоповыми выражениями.

Также все эти годы Саня поддерживал связь с отцом Вениамином. Обосновавшись в родных краях, он окольными путями дал знать ему об этом. Через два месяца отец Вениамин, к тому времени уже схиархимандрит Серафим, тайно освятил в избе тёти Мари домовой храм и принял в дар от Натальи Терентьевны спасённые Игнатом Матвеевичем и сбережённые ею священные сосуды. С той поры изредка собирались на службы, старательно таясь от сторонних не в меру зорких глаз.