Джалол Икрами - Дочь огня

Покой был кажущимся. И в самом городе, и в его окрестностях немало людей бодрствовали в эту ночь. Они хотели, чтобы над старинным славным городом Востока воссияло солнце, а мрак и несчастья навсегда покинули его.

В Кагане стояли эшелоны из Ташкента, Самарканда и других городов, готовые по первому сигналу прийти на помощь народу Бухары. В каганской типографии печатались революционные листовки, в которых комитет Коммунистической партии обращался к трудящимся Их связывали в пачки, складывали в мешки и отправляли на временный аэродром. Этим занимались Смирнов и Амон. На аэродроме два аэроплана принимали на борт этот груз.

Хайдаркул приехал в Каган на рассвете и доложил о самых последних новостях, которые ему сообщил Асо. Он рассказал также, что утром к воротам Шейх Джалола должны собраться крестьяне из окрестных селений, готовые примкнуть к восстанию. Их нужно снабдить оружием.

По предложению Смирнова комитет направил в Бухару вместе с Хайдаркулом Умар-джана. Их предупредили, чтобы революционные отряды, как только войдут в город, всячески оберегали население от грабежа и разгула эмирских солдат.

Хайдаркул и Умар-джан в сопровождении пятерых вооруженных солдат поехали верхом к воротам Шейх Джалола.

Наступило утро. Солнце еще не поднялось над Бухарой, когда люди были разбужены грохотом пушек революционного войска. Эмир тотчас приказал закрыть ворота и приготовить к бою в крепости и бастионах пушки, собрать солдат и приготовиться к обороне.

Пушечный гром разбудил Фирузу и Асо — он вернулся на рассвете.

— Началось! — воскликнул Асо с радостью. Фируза торопливо собралась и побежала в Арк. В воротах она столкнулась с ювелиром.

— Что это вы, дядюшка? — спросила Фируза. — Почему так рано?

— Меня разбудил квартальный. Говорят, в Кагане началась священная война. Всем рабам божьим, всем правоверным мусульманам велено становиться на защиту религии и престола его высочества. Я ему сказал, чтобы сегодня они с имамом отдали свою голову, а уж завтра, жив буду, и я пойду…

Фируза засмеялась.

— А ты чего спохватилась? — строго спросил старик. — Сегодня тебе можно было бы посидеть дома и не ходить в Арк.

Фируза уклонилась от объяснений, попрощалась с ювелиром и побежала дальше. Навстречу ей, из-за башен Арка, понималось солнце. Внезапно небо Бухары огласилось рокотом. Солдаты, стоявшие в карауле на площади Регистан, в ужасе шарахнулись кто куда.

Фируза много наслышалась об аэропланах, и все-таки ей тоже было страшно. Она подняла голову, под аэропланом образовалось целое облако белых листков. Раскачиваясь, они парили в небе, словно голуби, и медленно опускались на землю.

Фируза уже была у самых ворот Арка, как раздался оглушительный грохот. Вслед за ним в небо взвился столб дыма и пыли. В гарем Золотистый попала бомба. Она начисто снесла две балаханы и разворотила мощенный кирпичом двор. По приказу кушбеги жившие в гареме попрятались в подвалах, погребах под каменными сводами.

В покоях Пошшобиби стояла гнетущая атмосфера. Сама она была мрачна и молчалива. Сердито взглянув на тетушку караулбеги, спросила:

— Ну, какие там новости? Где кушбеги? Во дворце спокойно? Тетушка, низко поклонившись, сказала:

— Да стану я жертвой за вашу благородную особу, новостей пока нету. Но не извольте волноваться, с нами бог. Господин кушбеги еще не прибыли. Во дворце, слава аллаху, все спокойно…

— Ну, а в городе что? Поднимаются люди на газават?

— А как же, — отозвалась тетушка караулбеги. — Люди, побывавшие в городе, говорят, что уже многие пошли.

— А что ты слышала про аэроплан? Куда попали снаряды?

— Говорят, что дома миршаба и верховного судьи разрушены до основания. Слышала я, что и по арсеналу стреляли.

— Ох, грехи, — вздохнула Пошшобиби. — А что говорит светлейший Бахауддин?

Тетушка караулбеги почтительно склонилась и певуче ответила:

— Светлейший Бахауддин изволили передать, что если от его мазара останется хоть один кирпич, то священной Бухаре никакая опасность не грозит… Да буду я жертвой…

Но тут взрыв снаряда, угодившего прямо во двор, прервал ее. Все заволокло дымом и пылью. Пошшобиби истошно закричала и, закрыв лицо руками, повалилась навзничь. Все бросились кто куда. Вокруг было как в аду — звон разбитых стекол, визг женщин, грохот взрывающихся снарядов, столбы дыма, щебня и пыли…

На третий день войны многие здания Арка были разбиты, в одном из гаремов в глубине Арка начался пожар, но его потушить было некому: не было ни людей, ни воды. Большинство жен эмира и их прислужницы сидели с Пошшобиби в подвале, сюда забрали всю питьевую воду — водоносам с трудом удавалось приносить ее раз в день, — остальные мучились жаждой. Высунуться из помещения казалось еще страшнее.