Джалол Икрами - Дочь огня

— Да буду я жертвой за каждый волос на вашей голове, клянусь, что она притворяется. Если вы мне разрешите, я за неделю сделаю из нее разумного человека.

— Да разве можно за одну неделю глупого превратить в разумного? — удивилась Пошшобиби. — Странные вещи ты говоришь.

Может быть, дастарханчи тут же пожалела о своей затее, но теперь отступать было нельзя. Она склонилась к ногам Пошшобиби и повторила:

— Вы изрекли истину, ваша милость, из полоумной разумного человека не сделаешь. Но эта девушка совершенно нормальная. Ей приказали притворяться.

— Ну, как хочешь, можешь попробовать, мы тебе разрешаем, — согласилась Пошшобиби, которой весь этот разговор стал надоедать.

Вернувшись к себе, дастарханчи приказала привести Истад. Ласково встретила она девушку.

— Здравствуй, моя милая, — сказала она ей. — Если хочешь быть счастливой да богатой, слушайся во всем меня, а другим никому не верь. Сама Пошшобиби хочет, чтобы ты ей прислуживала, — вот тебе какое счастье привалило, могла ли ты об этом мечтать? А если ты своими дурацкими штуками разгневаешь их милость, тебя бросят в колодец Сорока девушек…

Глупо улыбаясь, Истад смотрела в глаза дастарханчи.

— В детстве, — сказала она простодушно, — в правое ухо залезла ко мне сороконожка…

Дастарханчи вышла из себя и залепила ей две пощечины. Тут же она кликнула служанок и приказала бросить девушку в подвал. Целые сутки пробыла она там без еды и света, в полном одиночестве. Через сутки дастарханчи велела накрыть перед Истад дастархан со сластями — чаем с молоком, сдобными лепешками, навотом и халвой. Она сказала девушке, что видела ее отца и тот наказал дочери во всем следовать материнским советам тетушки дастарханчи.

Истад молчала, не поднимая глаз.

— Что ж, — спокойно сказала дастарханчи, — не хочешь — не надо. Тебе же хуже. — И прогнала ее в гарем.

Но с этой минуты она сама и ее люди следили за каждым движением, за каждым словом Истад. Нередко дастарханчи среди ночи заходила в комнату, где жила пленница, била ее, пугала, уговаривала, обманывала. Девушка не знала, что ей делать, как ей избавиться от этих пыток.

— Дастарханчи сведет меня с ума, — жаловалась она Фирузе. — Сил уже больше нету…

Сердце Фирузы рвалось к этой измученной девушке. К состраданию примешивалось еще и чувство вины: спектакль явно затянулся и принес Истад новые тревоги и непосильные испытания. Но Фируза знала: избавление придет скоро, и не одной Истад. Надо побольше терпения и мужества… В конце концов, то, что Истад прикинулась дурочкой, сыграло свою роль: все-таки она не стала наложницей эмира, еще ни одной невольнице этого не удавалось. Фируза бросила на Истад короткий взгляд, и какое-то подсознательное чувство безошибочно подсказало: излишняя жалость сейчас неуместна, она только расслабит девушку, а ей сейчас, как никогда, нужны силы. Кто знает, что ожидает ее сегодня, завтра…

— Только не забывай, — сухо сказала Фируза, — что за тобой смотрят десятки глаз дастарханчи. Ты все время помни об этом… Больше терпела, осталось уже немного.

Другим девушкам гарема она говорила:

— Всего вы боитесь, перед всеми дрожите, а забываете, что храброго и собака не кусает.

— У Пошшобиби — власть, стражники, сила. Что можем мы сделать? — отвечали девушки.

— Еще недавно стражники кушбеги хозяйничали в Кагане и провинциях, как в собственном доме. А-теперь они боятся туда нос показать. Это похоже…

Фируза не договорила. За дверью послышались торопливые шаги, все настороженно притихли. В комнату вбежала запыхавшаяся девушка.

— Дастарханчи идет, — выпалила она.

Фируза спряталась в чулане, а остальные быстро сгрудились вокруг старшей. Когда в комнату, сопровождаемая двумя служанками, вошла дастарханчи, старшая как ни в чем не бывало продолжала рассказ:

— И вот старуха дала царевне кусочек навота и говорит: Съешь его на ночь, и утром родится у тебя царевич…

— В чем дело, чего собрались? — недовольно спросила дастарханчи.

— Хотим кукле свадьбу справить, — показывая на Истад, сказала одна из девушек.

Боюсь, что на это у вас не останется времени. — Дастарханчи отыскала пугливо забившуюся в угол Истад и приказала служанкам:

— Отведите ее в баню, потом оденьте. Да смотрите мне, чтобы она понравилась его высочеству.

Истад побледнела, но тут же к ней вернулось самообладание.

— Его высочеству! Его высочеству! — восторженно закричала она, хлопая в ладоши.