Меган Ченс - Великолепные руины

Слева от меня высилось огромное зеркало в золоченой раме. Рядом стояли банкетка, обтянутая бархатом, и столик из мрамора и золота. А на нем среди множества ваз и подносов притаился на ножках в форме когтистых звериных лап серебряный телефон филигранной работы. Я никогда прежде не видела столь утонченно декорированного аппарата. И даже не предполагала, что такие вещи существуют. Неожиданно телефон ожил, возвестив о своем возвращении к жизни хриплым, но громким трезвоном. И я, вздрогнув от неожиданности, подпрыгнула.

В холл вбежал изможденный китаец в строгом костюме. Подлетев к телефону, он снял трубку с деревянной ручкой и пролаял в нее:

– Резиденция Салливанов!

Меня это удивило. В моем старом районе китайцев не было. И я меньше всего ожидала увидать одного из них в тетином доме. Да еще отвечающим на телефонный звонок! Прислугой в Бруклине работали в основном ирландцы. И мне не доводилось слышать, чтобы у кого-то был дворецким китаец. Я непроизвольно попятилась назад; китаец заметил меня и жестом призвал обождать.

– Нет-нет, – снова гавкнул он в телефонную трубку. – Заказ был на десять, а не на четыре. – Закончив короткий разговор, китаец опустил трубку на серебряные рычаги и обратился ко мне: – Вы – мисс Кимбл?

Я согласно кивнула в ответ, а про себя снова сильно удивилась – его расторопности и полномочиям.

– Семья вас ждет. Сюда, пожалуйста, мисс, – пригласил китаец и развернулся так резко, что косичка, свисавшая между его лопаток, подскочила.

Он провел меня мимо резной лестницы по коридору, который через каждые несколько футов расходился в разных направлениях. Переступив наконец порог какой-то открытой двери, китаец провозгласил:

– Мисс Кимбл прибыла.

– Чудесно! – с энтузиазмом откликнулся кто-то мужским голосом.

Я вошла в гостиную, поражавшую пышностью убранства. Навстречу мне поднялся высокий стройный мужчина в безукоризненно пошитом костюме. Его коротко остриженная бородка отливала оттенком червонного золота. Как и уложенные с помощью масла волосы. Все в его облике было продумано и подогнано. Настолько тщательно, что я бы нашла этого человека пугающим, если бы не теплота в его светлых глазах навыкате и распростертые в приветствии руки.

– Мисс Кимбл, я – Джонатан Салливан, ваш дядя Джонни. Как мы рады, что вы наконец-то у нас! – очень убедительно заверил он и сжал мои руки с улыбкой, окончательно успокоившей мои нервы. – Мы с огорчением узнали о кончине вашей матери. Конечно, вам ее никто не заменит, но смею надеяться, что мы хоть как-то скрасим вашу жизнь в ее отсутствие.

– Я вам очень благодарна, дядя, за то, что вы послали за мной. Вы можете звать меня просто Мэй. Я буду этому только рада.

– Мэй, ты наверняка захочешь познакомиться со своей кузиной.

Отступив назад, дядя указал на девушку, сидевшую на фоне тисненных золотом обоев среди резных деревянных скульптур и других роскошных безделушек, загромождавших все свободные поверхности.

Как только я ее увидела, я ни на что другое уже смотреть не могла.

– Я – Голди, – представилась кузина и встала с такой грацией, которой я искренне позавидовала. А еще больше меня поразили ее царственная осанка и манера держать голову. Я поняла, что буквально заворожена – нет, околдована! – своей двоюродной сестрой. А ее улыбка заставила меня позабыть о том, что еще совсем недавно мне было до слез одиноко.

Я никогда прежде не встречала человека, которому имя подходило бы настолько идеально, как моей кузине. К чаю она надела очень интересное платье голубого цвета, в тон глазам, и такого фасона, который выгодно подчеркивал ее модную фигуру «песочные часы». Светлые волосы были искусно уложены в стиле мадам Помпадур, который советовали модницам все свежие журналы. А электрический свет, отражавшийся от обоев, окружал ее ореолом, придавая сходство с расписными и фарфоровыми ангелами, которыми изобиловал декор дома.

– О! Вы только посмотрите! – воскликнул дядя Джонни. – Вы так похожи! Так замечательно подходите друг другу! Не сомневаюсь, что вы быстро подружитесь.

Голди заключила меня в объятия с жасминовым ароматом:

– Как хорошо, что мы тебя нашли! Ты кажешься такой родной, что я узнала бы тебя и на улице.

Это было явное преувеличение. Но прозвучало оно по-доброму. И мне было в удовольствие его услышать.

А вот дядя невзначай подранил мое самолюбие. Голди была моей ровесницей или чуть младше. Но этим наше сходство исчерпывалось. Кузина больше походила на мою матушку, нежели на меня. Мама тоже была красавицей, а я частенько впадала в отчаяние, рассматривая свои обыкновенные карие глаза, непримечательные волосы и болезненно-желтоватую кожу. И теперь – рядом с Голди – я лишь сильнее ощутила свою заурядность и не поверила голосу рассудка, попытавшегося вразумить меня тем, что бессонные ночи не могли не отразиться на лице, а поездка вымотала меня и припорошила дорожной пылью.