Феликс Дан - Аттила

— Это военная музыка гуннов, — пояснил Эдико, — эти обручи, усаженные кругом колокольчиками и бубенчиками и обтянутые кожей, по которой музыканты ударяют деревянными колотушками, изобретены самим Аттилой. И знаете, от какого животного эта кожа? Человеческая. «Короли, изменяющие мне, — сказал Аттила, — должны служить мне и после смерти, звоном и песнями сопровождая мои победы».

— Поучительная и приятная музыка! — пробормотал Приск.

Когда, въехав в южные ворота, Аттила поравнялся с первым домом лагеря, дверь его отворилась и из нее вышла молодая женщина благородной наружности, сопровождаемая многочисленными служанками и слугами. На руках у нее был грудной ребенок.

Молодая мать остановилась перед конем Аттилы и, опустившись на колени, положила дитя у копыт скакуна. Только после безмолвного утвердительного знака Аттилы она подняла ребенка, встала, поцеловала его, низко наклонила голову и вошла обратно в дом.

— Что это значит? — спросил Максимин. — И кто эта красавица?

— Гречанка из Малой Азии, — отвечал Эдико, — это значит, что повелитель признал ребенка своим, в противном же случае малютка и мать были бы раздавлены копытами лошадей.

У деревянной ограды следующего дома показалась старуха в гуннской одежде, богато убранной римскими золотыми монетами, также в сопровождении толпы рабов и рабынь. Подступив к Аттиле, она подала ему на роскошном серебряном блюде сырое мясо, нарезанное тонкими ломтями и сильно приправленное луком. Благосклонно кивнув ей головою, властитель захватил пальцами кровавое мясо с луком и съел несколько кусков. С глубоким поклоном старуха удалилась, и Аттила поехал дальше.

— Это была Часта, супруга Хелхаля, его довереннейшего советника, — сказал Эдико, — а вот он сам, высокий седой человек, едущий следом за господином. Из всех знатных гуннских женщин только одна Часта имеет право приветствовать возвращающегося царя и подносить ему древнюю священную пищу гуннов: сырое конское мясо с сырым луком.

С необычайной быстротой н юношеской ловкостью Аттила соскочил наконец со своего неоседланного, как у всех гуннов, коня, но соскочил не на землю, а на затылок преклонившегося перед ним немецкого вождя, на очередь которого теперь приходилась эта честь.

Кругом толпилась необозримая масса германцев, славян, финнов, гуннов, римлян и греков, сбежавшихся со всего лагеря. Многие из толпы простирали руки к царю, прося у него суда или защиты.

Аттила стоял серьезный и неподвижный. По его знаку, тесно окружавшая его пешая гуннская стража, образовав из вытянутых копий узкий проход, начала пропускать к нему по одиночке просителей, предварительно отнимая у них оружие и обыскивая.

Допущенные просители бросались ниц перед Аттилой, целовали его босые ноги и излагали свои жалобы или просьбы: большей частью он тут же решал все дела, и многие, уходя, осыпали его горячими благодарностями.

Но вот к нему приблизился богато одетый вождь гуннов, перед которым стража почтительно расступилась, и глубоко преклонился перед царем.

— Господин, прости раба твоего за то, что он осмеливается обратиться к тебе с просьбой, — сказал он.

— Это ты, мой верный Эцендрул, раздавивший копытами своих коней все племя амильцуров! Проси, чего хочешь, и я исполню твою просьбу.

— Один из охотников рассказал мне, когда мы поймали в западню того чудовищного буйвола, что ты можешь…

— Для тебя я сделаю это охотно. Приведите сюда исполина болот. Оруженосцы, принесите мой самый тяжелый топор!

Народ отхлынул в сторону при виде громадного зверя, которого с трудом тащили тридцать охотников. Ноги гигантского буйвола были крепко опутаны толстыми веревками. На громадной голове надет был кожаный мешок с отверстиями для длинных сильных рогов. Внезапно измученное животное наклонило могучую шею с щетинистой гривой, испустило грозный рев и в то же мгновение высоко вздернуло голову с такой силой, что гунны как мячи отлетели в разные стороны.

Но их место тотчас же было занято бросившейся на буйвола толпой, и животное снова заревело, глухо и жалобно.

— Стойте! — приказал Аттила. — Отпустите его! Снимите все веревки! Отойдите все!

И он с левой стороны подошел к буйволу, стоявшему неподвижно, в изумлении от неожиданной свободы.

Высоко в воздухе блеснул острый как бритва, тяжеловесный топор, занесенный рукой Аттилы, и лезвие его, опустившись на затылок еще неопомнившегося зверя, сразу отделило голову от туловища: кровь хлынула широкою струею, массивное тело покачнулось и тяжело рухнуло на землю.