Малика Ферджух - Мечтатели Бродвея. Том 3. Чай с Грейс Келли

Пальцы Гэвина сжали ее локоть. Стало немножко больно, ей бы хотелось, чтобы боль была сильнее.

– Вы долго ждали? – спросила она.

Он молчал. Наверно, спрашивал себя, не ломает ли она комедию, и это наполнило ее жестокой гордостью. Она чувствовала себя героиней мелодрамы. Она была Ирен Данн в «Любовном романе». Да, она ломала комедию, но он не был в этом до конца уверен. Впервые она чувствовала себя перед ним сильной и твердой.

– Долго? – настаивала она, тараща свои чистые семнадцатилетние глаза.

– Достаточно, – ответил он после паузы и отпустил ее.

Топпер сидел и смотрел на Черити. Она потрепала его по мордочке. Он-то наверняка все понял. Даже если он догадался, что она играет последнюю сцену из «Любовного романа», собака ничего не скажет… Боже милостивый, куда ее занесло!

– В тот вечер шел дождь, – сказала она, опустив глаза. – Кажется, шел.

– Действительно, шел дождь, – согласился Гэвин, но его тону недоставало спонтанности. Он явно забыл. А может быть, и никогда не знал.

О на-то помнила все каждой своей клеточкой. Могильный холод, бесконечный холод, охвативший ее на 89-м этаже небоскреба и отпустивший лишь поздно ночью, когда она лежала в постели, стуча зубами.

– И было, кажется, холодно, – продолжала она совсем тихо, но непреклонно.

– О… Да, бр-р, очень холодно. Мои ноги превратились в ледышки. Но я боялся за тебя. Тебе что-то помешало? Ты встретила кого не надо?

Кого не надо… Да, она встретила.

– …попала в аварию?

Она бросила на него быстрый взгляд. Неужели он все-таки видел фильм? Нет… он упомянул аварию наобум.

– Или другой возлюбленный? Я не сержусь на тебя, Черити. У тебя должна была быть очень веская причина. Иначе быть не может, правда?

– Иначе быть не может, – мягко подтвердила она.

От грусти, от жалости она едва не улыбнулась. Он и вправду убежден, что она не пришла на свидание, и ломает голову, по какому праву имели наглость его продинамить, в то время как продинамил он сам.

– Я хотела тебя предупредить. У меня не было твоего телефона.

– Гадкая, – прошелестел он ей в самые губы. – Зачем ты заставила меня томиться там, наверху? А я ведь даже принес тебе цветы. Желтые розы.

– Правда? – воскликнула она, почти веря ему, и вдруг разволновалась, представив его с букетом, если… если он и правда пришел . – Я так люблю розы. Особенно желтые.

– Идем.

Он повел ее к притаившемуся в аллее цветочному киоску с зелеными перекладинами и купил ей букет из пяти маленьких роз. Они были коралловые, не желтые.

– А теперь скажи мне все.

– Что же?

– У тебя есть другой возлюбленный. Признайся. Это из-за него ты забыла меня в тот вечер.

– У меня нет никаких возлюбленных.

Он всмотрелся в нее. Она не лгала.

– Ты знаешь фильм «Любовный роман»?

– Я не люблю кино, – сказал Гэвин. – Только если с тобой! – поспешно поправился он, просияв улыбкой до своих красивых ушей.

– С Шарлем Буайе и Ирен Данн. Они встретились в круизе. Влюбились. Это правда? Ты не помнишь этот фильм?

– Это все байки. Терпеть не могу байки.

Черити молчала, уткнувшись в букет.

– Ты хочешь сказать, ложь? – спросила она, вдыхая запах роз.

– Да, вот именно. Вранье. Байки. Я уж лучше почитаю газету, по крайней мере там пишут правду.

Подкрепляя слова делом, он вытащил последний номер «Нью-Йорк Таймс» из автомата, не опустив в щель монетку. И помахал первой полосой.

– Вот видишь? Китай становится коммунистическим. Европа становится коммунистической. Даже Голливуд! Русские пытаются захватить Америку.

– Ты думаешь? – спросила она слабым голосом. – Они так опасны? Говорят, что они забирают у богатых, чтобы отдавать бедным…

Его смех показался ей пощечиной.

– Ха! Это они тебе заливают. Джо Сталин в роли Робин Гуда! Фарс, моя дорогая. Прикидывается отцом народов, чтобы пудрить всем мозги. В точности как твой сосед, ну, тот, о котором ты говорила, парень со странным акцентом и странным именем. Этот Муссолидес или как его там, что живет один с дочерью…

– Мистер Беззеридес, – поправила она и снова чего-то испугалась, как тогда, на Кони-Айленде, когда речь зашла об отце Дидо.

Она не знала, почему им с Гэвином снова надо говорить обо всем этом. Он бросил газету на скамейку. Она нашла в сумочке монетку и бросила ее в автомат, чтобы заплатить за газету. Гэвин как будто ничего не заметил, он продолжал, уставившись на свои ноги:

– Тебе никогда не приходило в голову, что такие люди, как твой сосед, делают вид, будто становятся американцами, чтобы впаривать свою грязную пропаганду, свои грязные идеи?