Любовь Паршина - Дубровский. Том III

Мне просто до боли обидно, что его легкая, увлекательная и захватывающая проза (и я сейчас не только о «Дубровском») словно заточена в общественном сознании в глыбу саркофага с иероглифом СПГС (синдром поиска глубинного смысла). И к ней еще и прививается отвращение со школьной скамьи – вымученными темами школьных сочинений, от которых самому Пушкину стало бы дурно. Высокие оценки получают за такие сочинения обычно хорошисты-отличники, которые «на ять» вызубрили статьи из учебника и поняли, чего от них ждет учитель.

Сочинения по многим произведениям классики лично я писала, пользуясь краткими содержаниями. И мне ни капли не стыдно.

И как же я рада, что с разбойником Дубровским (и еще кое с кем из Кистенёвки) я повстречалась уже сейчас!

Катится открытая карета по чистому полю как по скатерти. Кучер лошадей знай подстегивает. В праздничном убранстве карета, свадебная – жениха с молодой невестой везет. Сидит невеста сама не своя, ни жива, ни мертва. Явь ли кругом или сон снится? Может, и вправду сон? Так глаза и застит…

А как очнулась – и не день кругом, а ночь, и не чисто поле, а дремучий лес.

Несет карета вперед – так на ухабах, на вековых корнях и подскакивает, трещит. Лошадей в темноте не видать, но кто-то наверное в оглобли впряжен… А кучер уж не мужичок в картузе. Кто-то в саван обернутый сидит через плечо оглядывается, и из савана, из глазницы на черном лице лютый глаз светит.

– Ах, довольно! Стойте! – молит несчастная, и обращается к жениху своему: – Защити же!

А жених-то – мертвец. Кожа серая, глазницы пустые, волосы на голове паутиной вьются. Карету трясёт, голова мертвеца качается и не поймешь – то ли уже ни воли, ни сил не достает держать, то ли кивает он невесте: «Скоро прибудем, душенька, скоро!».

– Помогите! – кричит невеста в ночь, рвется уж и из кареты кинуться – как есть избавление! – а в фате путается, будто сама в саване.

Тут ей словно в ответ – из лесу вой волчий раздается. Несутся волки со всех сторон, только глаза угольями горят да острые зубы блещут. Вот нагоняют карету, несутся вровень, клацают словно железными своими челюстями.

Вот два волка, вскочив на козлы, растерзали и скинули страшного кучера. И несется карета уже без удержу сквозь темный лес. И третий волк вскочил на козлы и в свете выглянувшей из-за облаков Луны, стал подниматься на задние лапы. И уже не шерсть развивается за его спиной, а плащ, клыки скрываются за черным платком, повязанным на пол лица, уже человечьи глаза блестят под широкими полями шляпы. Уже не лапы, а руки в черных перчатках тянутся к невесте…

Но навстречу ему поднимается жених-мертвец, вытягивается не по-человечьи, рот разинул до груди, и руки костлявые к разбойнику тянет.

А разбойник выхватывает пистолет, стреляет в мертвеца… Мертвец кричит – страшно вопит, так что у невесты кровь в жилах стынет. И без чувств она падает…

***

Марья Кириловна проснулась от сильнейшего испуга. Долгое время она не могла отдышаться и понять, что же в самом деле делает в лесу, пусть и залитом жарким летним солнцем. Наконец вспомнила, что, ища уединения, во время обыкновенной своей утренней прогулки, направила лошадь в лес, к остаткам разбойничьей крепости. Уголок этот теперь был тихий и безлюдный.

Привязав лошадь к осинке, Маша присела, а спустя немного времени, разморенная солнышком, и прилегла на земляном валу, поросшем густой сухой травою. Тут же лежала и ее шляпка от костюма-амазонки с вьющимся по ветру легким шлейфом. Лошадь переминалась в теньке с ноги на ногу. Маша села на валу, разглаживая складки на юбке, поправляя волосы.

Внезапно Маша замерла в непонятном ей еще смущении…

Она была здесь не одна!

Вскочив, чудом в спешке не запутавшись в юбках, Маша огляделась. По другую сторону заросшей ложбины разбойничьего логова, под старыми дубами и липами стоял высокий, крепкий темноволосый мужик. С первого взгляда казалось, что он молод, но на таком расстоянии, да еще и мужика, трудно было распознать.

Марья Кириловна выпрямилась, уже не спеша подняла с травы свою шляпку. Она успокоилась, понимая, что допорхнет до лошади скорее, чем мужик дойдет до вала.

Мужик простовато улыбнулся:

– Простите, барыня. Не хотел вас напужать.

– Ты кто такой? Ты чей?

– Я Глобовых. Звать Гришей.

– Зачем ты здесь?

– Я… – мужик неловко передернул плечами, все также улыбаясь. – Да сюда со всей округи ходят. Говорят, тут еще где-то золотишко разбойничье припрятано. Дубровского того, ага… Все думают – авось, повезет. А мне жениться скоро, барыня, невеста у меня…