Дарио Фо - Дочь понтифика

– Экий вздор! Факты-то, факты где?

– Ну не знаю. Я в подробности не вникал, – отвечает молодой человек, – не до того как-то. У меня свои проблемы.

– У тебя? Какие же?

– Ты не знаешь? А ведь весь Рим считает, что папа Александр VI способен мгновенно проникать в самые сокровенные мысли и тайны!

– О чем это ты? О каких таких тайнах говоришь?

– Лично я – о тех, которые касаются нашей семьи.

– Слушай, нечего крутить вокруг да около. Не юли. Говори прямо.

– Прямо так прямо. Разве не проблема, что Чезаре просто так, забавы ради, силой овладел женой собственного брата, моей Санчей?

– Да ты что?

– Брось, отец, теперь ты сам начинаешь юлить. До свидания, я возвращаюсь в Неаполь.

– Стой! – понтифик хватает младшенького за руку. – Я узнал об отвратительном поступке Чезаре только недавно. От-вра-ти-тель-ном, так ему и было заявлено. Я отругал его самым основательным образом. Знаешь, что он мне ответил? «Будь ты хоть сто раз папа-распапа, не смей соваться в мои дела. Занимайся лучше своими делишками. Я ведь никогда не читаю тебе морали, а вообще-то, мог бы». Ну что на это скажешь?

На это растроганный Джоффре сказал, что после того, как он поведал Лукреции о своей проблеме, она стала проклинать всех и вся, включая отца и старшего брата, яростно крича во весь голос: «Довольно! Я убегу! Не хочу больше жить в этой мерзости! Какая подлость! За один день я узнала, что самые близкие люди замышляют убить моего мужа, а Чезаре еще и насильник! С меня довольно!» – и при этом доставала из сундуков верхнюю и нижнюю одежду, бросая то и другое в баул и многократно повторяя: «Лучше умереть в монастыре, чем жить в таком позоре!»

– Вот оно! – вскочил понтифик. – Ага, значит, она укрылась в монастыре. И как это мне раньше не пришло в голову?

Воспоследовал приказ прочесать все городские женские обители. Вскоре место, где скрывалась дочь папы, было обнаружено: Сан-Систо.

Папа немедленно туда направляется – один, безо всякого сопровождения. Может быть, боится лишних глаз и ушей, опасных для вынашиваемых планов и скрываемых тайн. Может быть, действительно испытывает искреннюю отцовскую любовь, чурающуюся посторонних.

– Я же тебя люблю! Я на все готов ради тебя!

– Отец, любовь, которую ты мне демонстрируешь, меня не устраивает, – говорит дочь. – Это не настоящая любовь. Тебе кажется нормальной та жизнь, которую ты мне навязываешь? Все детство я думала, что жалкий человечек, называвшийся мужем моей матери, мой папа. Ничего себе любовь! Мы с братьями считали, что высокочтимый кардинал, могущественный и умудренный, – наш добрый дядя. Как вдруг выясняется, что никакой не дядя, а материнский любовник с двадцатилетним стажем, понаделавший ей четырех ребятишек. А потом оказывается, что все это не в счет, а вот пассии дамского угодника от святой церкви поистине бессчетны. А потом ты сходишься с моей подругой-красавицей, совсем молоденькой, да еще и подыскиваешь ей подставного мужа, у которого нет ни гроша за душой и всего один глаз. Чего только ни сделаешь ради соблюдения приличий! Потом наступает мой черед. Вы с Чезаре придумали, как привлечь на свою сторону герцога Миланского, Лодовико, который иногда мешал вам творить все, что заблагорассудится. Почему бы не породниться – и все дела? У Лодовико есть племянник, правда бастард, но и Лукреция незаконнорожденная – славная выйдет парочка. Ничего, что он вдвое старше, обоюдная выгода налицо. Моего мнения, заметь, никто не спрашивает, вот это любовь! А кого тут спрашивать – много ли понимает девчонка тринадцати лет? Когда-то ты учил меня в папской конюшне, как выбрать жеребенка для выездки. «Все они, в общем-то, хороши. Для начала попробуй хоть этого, а если он чем-нибудь не подойдет, укажи на другого, вели почистить как следует – и он твой». Но Джованни выбирала не я – за меня это сделал ты. Я не спорила, я была послушная дочь, хотя мечтала (маленькие девочки тоже мечтают) совсем не о таком муже. Странно, но твой выбор оказался не столь уж плох. Во-первых, Сфорца меня полюбил, а во-вторых, с ним я почувствовала себя живым человеком, а не шахматной фигурой, которую передвигают по клеточкам туда-сюда.

После долгого молчания папа задумчиво произнес:

– Должен сказать, что, судя по всему, ты знаешь меня лучше, чем я сам. Следовательно, оправдываться бессмысленно и глупо. Я сделал то, что сделал, и жил так, как жил. Но клянусь тебе, что, блуждая по лабиринту, упираясь в тупики то здесь то там, искренне надеюсь из него выбраться.