Наталья Нестерова - Жребий праведных грешниц. Наследники

Нюраня не имела права строить планов на будущее, но все-таки не удержалась.

– Максимка, нам так хорошо вместе. Переезжай ко мне. Уйду на пенсию, будем доживать вместе. Неужто мы не заслужили?

Он не вскинулся радостно, не ответил быстро, не возликовал.

У него давно в прошлом мужские долги-обязанности: поднять детей, содержать домохозяйство, сражаться на войне за Отчизну. Он пенсионер и свое оттрубил. Он уже в нескольких шагах от могилы, никому и ничего не должен. За одним исключением.

Максим проскрипел сквозь зубы:

– Я не могу. Жена. Акулина. Больная. Это будет подлость. Снова. Еще одна.

– Что ты нахмурился? – Нюране было стыдно, что завела этот разговор. – Из любой ситуации есть выход. Твою жену мы прикончим, отравим.

– Что-о-о? – споткнулся на ровном месте Максим, застыл, уставился на Нюраню.

– А что такого? Я, между прочим, медик и в ядах разбираюсь. Дам тебе порошок, подсыплешь в еду. Только надо в блюдо с маскирующим вкусом, кислое. Щи из квашеной капусты, например.

Максим смотрел на нее с оторопью. И лицо у него было глупое, испуганное, совсем как сорок с лишним лет назад, когда она изводила любимого своими фантазиями.

– Да шучу я! – рассмеялась Нюраня.

Он помотал головой, притянул ее к себе:

– Как была пересмешницей, так и осталась.

– Это только с тобой.

Они обнимались редко и часто не целовались. Не потому, что уже распрощались со страстями. А потому, что в целомудренной близости – идти под руку, сидеть, соприкасаясь плечами, – была огромная прелесть. И похожая на чувства в молодости – едва руками коснулись, уже сознание теряешь. И непохожая – не острая, а широкая, тихая, плавная. Не чудачества сердца, а тихое и спокойное его, сердца, блаженство.

И в том, что не знали своего будущего – оставшегося короткого жизненного пути вместе или порознь, – тоже была прелесть. Ожидания и надежды. При необязательном исполнении. Это только кажется, что молодость живет мечтами. Самые вкусные мечты – в старости.

Фотограф на свадьбе – персона докучливо руководящая. Он и во Дворце бракосочетания сновал, выстраивал их, и во время поездки по городу, к местам традиционного фотографирования ленинградских новобрачных – у Медного всадника, на Стрелке Васильевского острова. Но без фотографа никак. Жених и невеста взволнованы до крайности. Они ничего не запомнят, а фото потом им расскажут, как все было. Таня с Иваном и не поняли толком, о чем просил фотограф, снимавший их со всех ракурсов. Мол, они потрясающая пара, дайте мне несколько минут, для витрины нашего фотоателье я вас крупно напечатаю. В другой ситуации они не стали бы позировать для рекламы, но теперь, безвольные, отдавшиеся на милость Соне и Мане – распорядительницам, подчинялись покорно, как рабы. Эти «рабы» были настолько прекрасны, что венчающиеся царские особы им в подметки не годились. По общему мнению гостей… никогда не бывавших на королевских свадьбах.

Отзвучали первые тосты. Мужчины сняли пиджаки и ослабили галстуки. Только жених потеет при полном параде. Его свидетель, по-старому дру́жка, плеснул Ивану водки в фужер, подкрасил клюквенным морсом – расслабься, вроде бы розовое шампанское, пей! Танины дру́жки, Маня и Соня, с завистью смотрят на дальний край стола, где сидит молодежь и периодически взрывы смеха раздаются. Марфа перестала волноваться, что еды не хватит, закуски холодные не доели, а еще закуска горячая – грибы в сметане под названием «жюльен». Потом основное горячее – эскалопы с гарниром. Главный повар ресторана торт свадебный ей персонально показал. Произведение искусства! «По эскизу вашего сына Дмитрия». Кабы не эпилепсия, Митяй бы Репина затмил. Да и то, Бога гневить! Митяй не пьет, дом-дачу отстроил, постоянно совершенствует. Уж от его совершенствований спасу нет: месяц в баню не ходят, потому что там какая-то хитрая подача горячей воды налаживается. Митяй в хлопотах своих очень похож на родного отца, свекра Еремея Николаевича. Который также все улучшал и улучшал дом в Погорелове, но больше для красоты, а не для практичности. Порода дает знать.

Марфа обводила взглядом гостей.

Василий поправляет на носу очки и что-то через стол втолковывает сидящему напротив Егору. Тот кривится и отводит глаза. Вот ведь казалось всегда: Василий младшим братом не интересуется, решай свои проблемы сам, если ты мужик. А с возрастом сокровенное, подспудное вылезло: что интересуется и переживает. Хотя чего уж теперь, когда одному пятьдесят в следующем году стукнет, а другому сорок пять. Однако Василий братку постоянно критикует и советы дает. Может, Васю совесть мучает, за суровое воспитание? Поди разберись. У Егора есть женщина Ирина с врожденно больным сыном. «Аутизм» болезнь называется. Марфа бы в жизнь не запомнила, если бы внук Илюша, глядя матчи по телевизору, не вопил: «Аут! Аут! Судья, козел, аут не заметил!» За «козла» Марфа внука ругала и грозила телевизор выключить. Про сестру Вася и Егор не забывают, переписываются. Аннушка, мать Елена, прислала поздравление, на отдельном листочке, говорят, какая-то молитва. Аннушка-Елена спрашивает, не хотят ли молодые венчаться? Вот еще! – общий отказ. Мол, они не цыгане. Которые дремучие и все в церкви брак закрепляют. Марфа тогда сказала, что никогда бы не подумала, что только цыгане теперича перед Богом будут узами соединяться.