Марина Смелянская - Странствующий оруженосец

В положенный срок родился ребенок. Это был мальчик, и барон Александр едва не помешался от счастья, когда ему вынесли первенца. Здорового и голосистого наследника, названного Мишелем, крестил отец Фелот – святой отшельник, издавна живший неподалеку от замка, в лесу, и часто хаживавший в гостеприимный дом, где царствовала кроткая и приветливая хозяйка. Мальчик рос, на радость отцу, бойким и смышленым. Едва научившись ходить и разговаривать, Мишель стал разыгрывать с детьми прислуги сценки из лэ и баллад о героях и рассказов отца, используя в качестве оружия палки и все, что попадалось под руку. Сам он выступал, разумеется, в роли самого отважного, самого доблестного и бесстрашного рыцаря.

Как-то раз пятилетний Мишель, воспользовавшись тем, что барон Александр уехал на охоту и второпях забыл запереть свой покой, забрался туда, завладел старым мечом из развешанных на стене, до которого смог дотянуться, выволок его во двор и предложил приятелям новую увлекательную игру – поединок крестоносца с сарацином. Воинственная забава едва не окончилась печально – Мишель поднял меч и собирался представить, как разрубает пополам турецкого султана, которого изображал младший поваренок, улизнувший от работы, оступился, и только каким-то невероятным чудом тяжелый клинок пролетел на волосок от плеча мальчишки и вонзился в землю. Насмерть перепуганный, тот с ревом кинулся жаловаться папе-повару, а он, увидев маленького баронета с отцовским мечом, откровенно не понимавшего, почему его приятель так огорчился – сам ведь сказал, что будет сарацином! -, не дожидаясь барона, от души отшлепал проказника и запер в кладовке. Конечно, по возвращении хозяина замка история была доложена ему, а Мишель выпущен из-под ареста и сурово наказан.

Однако, барон Александр оценил столь рано проявившееся стремление сына к боевому искусству и решил превратить опасные игры в полезные. Для Мишеля был выкован особый маленький меч, и он с азартом, без устали тренировался, в основном с Виглафом, а иногда и с отцом, насколько тому позволяла больная нога. Когда Мишелю минуло шесть лет, барон Александр стал учить его грамоте, истории и прочим дисциплинам, в которых сам разумел и которые, как он считал, не помешают в жизни будущему сеньору де Фармер. Отец Фелот, приходивший в замковую церковь служить мессы и просто так, беседы или совета ради, а также пообедать, учил его законам Божьим, кроме того из соседнего с замком аббатства Святой Троицы приходил монах и занимался с мальчиком латынью, арифметикой и астрономией. Когда Мишелю было около восьми лет, ему удалось даже получить уроки музыки и стихосложения от одного жонглера – он появился в замке в канун Рождества, тяжело больным, и баронесса Юлиана не позволила ему уходить странствовать в холод и дождь на верную смерть, уговорила барона оставить его перезимовать и благополучно вылечила, а в благодарность за спасение и предоставление крова он занимался с Мишелем, и эти уроки нравились ему не меньше, чем тренировки с мечом. Каждый вечер после ужина жонглер пел собравшимся у камина хозяевам замка и слугам кансоны и сирвенты окситанских трубадуров, Мишель узнавал новые имена, вслушивался в малопонятные, но столь захватывающие перипетии куртуазной любви, и к концу пребывания жонглера в замке, уже неплохо понимал язык «ок», на котором тот пел большинство своих песен. Мишелю очень хотелось, чтобы этот замечательный человек остался у них в замке навсегда и продолжал свои занятия. Но барон Александр считал эти знания совершенно лишними и отвлекающими от обучения тем, которыми должен обладать будущий барон де Фармер и воин войска Христова, кансоны непристойными, а всех жонглеров жуликами и сумасшедшими, и когда установились теплые весенние дни, отпустил гостя на все четыре стороны. Но любовь к музыке и стихосложению уже успела укорениться в душе мальчика, и Мишель начал понемногу сочинять стихи и мелодии, старательно скрывая свое творчество ото всех.

Больше всего Мишель не любил заучивать титулы соседей и сюзеренов, дворянский этикет, вассальную иерархию и прочее. Недовольство его росло тем больше, чем чаще беседовал он со старым конюхом. Виглаф любил говорить, что вся эта вежливость и изысканность не имеет смысла, ибо когда-то люди обходились совершенно без них, а куртуазность заменяли верный меч и однажды данное слово. Мишель искренне жалел, что прежние времена ушли навсегда, а прямота и искренность все чаще заменяются утонченным словоблудием. Даже рыцари нынче зачастую предпочитают решать споры не в поединке, но за кубком вина… Неужели норманны стали менее храбрыми и честными? И почему так случилось?