Валентина Перельман - Сердце Льва

–

Сильный довод, – оценил доктор приведённый пример, – однако здесь мы наблюдали процесс физического перерождения тканей. Восстановить эту повреждённую ткань практически невозможно. Даже внешними воздействиями мы способны только приостановить процесс. О том чтобы возродить разрушенные клетки, даже речи не может быть.

Это необратимый процесс.

–

Кто знает? – снова заметил юноша, а сам всерьёз задумался над тем, в каком направлении пойдёт процесс выздоровления. Если, действительно, раковые клетки не могут снова превратиться в клетки здорового организма, значит, реальной возможности выздоровления Леночки не существует.

–

Я знаю, и абсолютно точно. Это то же самое, что из древесных углей восстановить дерево. Есть в природе необратимые процессы. Раковая ткань – необратима.

–

Так значит, это только остановка процесса распространения метастаз? – спросил Леван, продолжая усиленно думать над возникшей проблемой.

–

Да! Как ни обидно, но это так, – констатировал Александр Петрович и грустно улыбнулся. – Спасибо тебе за беседу. Редко в наше время найдётся человек, с которым можно было бы так красиво поразмышлять

–

Вам спасибо! – Леван был озадачен, но искренне поблагодарил профессора. Теперь ему есть над чем подумать.

Има сидела в кресле холла и ждала своего воспитанника с победой. Лев сел в кресло напротив. Она терпеливо наблюдала. Ждала, когда он захочет поделиться.

–

Я сейчас! – извинился он, встал и снова пошёл в ординаторскую.

–

Доктор! Разрешите один вопрос? – профессор посмотрел на него с явным интересом. Он ждал новых каверзных умных вопросов. Ждал из врождённого любопытства учёного. – Если я правильно понял, болезнь находится в той стадии, когда говорить о выздоровлении уже поздно?

–

Как ни жаль.

–

Значит, её можно только поддерживать как хронического больного, а лечить бесполезно? – тут Лев немного замешкался, стараясь правильно подобрать слова. – Ведь предмета лечения нет?

–

Если есть организм, значит, есть предмет лечения, – улыбнулся доктор Саша. – Колись, Лёвушка! К чему клонишь?

–

Можно её забрать?

–

Зачем?

–

Она здесь долго не протянет.

–

А без постоянного надзора, без всех технических и

научных ресурсов, которые здесь имеются, – протянет? – он сделал паузу. – Девочка сможет покинуть больницу только по решению своему и родителей. Всё!

–

Спасибо! – Леван вышел. Здесь уже все вопросы были решены.

В тот же день, за несколько часов до вылета, Лев закомпостировал билет на конец следующей недели. Кроме того, он забронировал ещё два билета, переговорил с Тбилиси и заказал разговор с родителями Лены по коридорному телефону больницы.

Наш интеллигентный читатель наверняка в течение всего хода повествования не может понять, как это случилось, что девочка, находящаяся на грани жизни и смерти, лежит одна за много километров от родительского дома, полного родных и близких людей. Фантазия нашего совестливого читателя, взращённого на житейских примерах, сразу рисует мрачную картину семьи хронических алкоголиков, которые только в короткие минуты трезвости могут, поднатужившись, вспомнить про бедную больную дочь, выпить со слезами на глазах за её здоровье и снова забыть до следующего похмелья.

Если бы это было так, то мы вряд ли упомянули бы о них вообще. Все обстояло совсем иначе.

Иван и Людмила Чадовы вместе окончили сельскую школу и поступили в сельскохозяйственный техникум своего областного центра. Он освоил специальность механизатора, она – агронома. Вопрос их возможного супружества никогда не возникал, потому что росли они вместе (между усадьбами их родителей был не забор, не лаз, а всего-навсего цветочная клумба). Просто в один прекрасный день осени была назначена свадьба.

Чадовы жили так же естественно, как и поженились. Родили дочь и сына. Построили дом. Растили детей. Купили мотоцикл. Болели, выздоравливали. Купили машину. Их родители поочерёдно умирали. Они работали. Жили, как все…

Достойная чета пришла на почту ровно к семи часам. Через десять минут Иван пригрозил, что уйдёт, поскольку не намерен терпеть это безобразие:

–

Вызывают к семи, так пусть звонят в семь, а то, вишь, барыни столичные – жди их!

Когда вошли в кабину, он поднял трубку:

-

Ну! Да! Кто? Куда? Что, у неё дома нет? Никаких грузин! Пусть едет домой! Что не может? Ты соображаешь, что говоришь? К грузинам ехать может, а домой не может? Это почему? Ты её увезёшь, если я позволю? Это она хочет? Вертихвостка! Её здесь Дима ждёт, а она к грузинам собралась! – он отдал Людмиле трубку. – Сама говори со своей дочкой. Дурь бабья!