Он обвел взглядом членов губкома и остановился на Суздальцевой, как бы ища у нее поддержки. Бывшая московская студентка, ставшая секретарем горкома, а теперь заместителем начальника поарма, должна понять его. В ее широко открытых глазах он увидел глубокое сочувствие. Но сказала она другое:
— Михаил Васильевич, дорогой, вы перенесли в полном смысле слова сверхчеловеческие испытания, проявили несгибаемую волю и хотите снова в пекло. Да нам просто покоя не будет. Мы хотим рекомендовать вас комиссаром полка или даже бригады. Как вы на это смотрите?
Волков поблагодарил за добрые слова, но продолжал настаивать на своем.
— Учтите, что я иду добровольно, Валентина Ивановна, — с улыбкой произнес он, обращаясь к Суздальцевой, и, взглянув на худого, бледного Тимме («Тревожится о других, а сам нездоров!»), добавил: — Не хочу принижать посланных товарищей, Яков Андреевич, но уверен, что в одиночку много листовок не пронесешь. У меня же другой план. Я договорился с Алексеем Олонцевым. Сын мясоторговца, как и его отец, порядочный человек. Мы развернем большое дело... Прошу также учесть: я продолжаю считать себя комиссаром флотилии Ледовитого океана. Да-да. Меня никто не снимал, я был схвачен врагами — это совсем другое дело. Но моряки, те, что не успели эвакуироваться, сейчас на оккупированной территории. Уверен, что они не забыли меня. Я завяжу с ними связи... Александр Золотарев и Семен Грудин помогут...
Члены губкома поняли, что этот отважный человек сознательно идет на самое опасное дело и не может изменить велению сердца. С дружеской теплотой пожелали ему успеха.
Суздальцева передала Волкову довольно большое количество листовок на русском и иностранных языках. Одному их не донести. Начальник разведки Уколов, заметив недоумение на лице Волкова, пояснил:
— До деревни вас будут сопровождать два разведчика.
...Разведчики Федор Некрасов и Петр Фокичев уверенно шли таежными тропами. Добрались без происшествий.
Алексей Олонцев поздоровался не без удивления — наверно, не ждал такого быстрого возвращения Волкова.
— Храбрый ты, однако, комиссар. Ведь только-только из пасти зверюги вырвался... Ну ладно, отдыхай, а я принесенное припрячу. — Подняв вещмешок, поразился: — Ого, какую тяжесть тащил!
— Приходится, если дело требует, — ответил Волков.
Олонцев улыбнулся:
— Небось провожатые были и только перед самой деревней в твой мешок сложили все... Со мной не хитри, закупщик!
Михаил подтвердил. Хозяину понравилась его откровенность.
На другой день Олонцев вручил Волкову документ, удостоверяющий, что он — закупщик скота, и отправил его в ближайшие деревни.
Там Михаил занялся вербовкой агитаторов и распространителей листовок. В селе Хоробрицы староста Воробьев заметил пристрастие закупщика к встречам с людьми и сказал ему об этом. Волков не смутился.
— Союзники начинают смываться, — сказал он. — Скоро ты, староста, будешь ответ держать перед Советами.
— Чую, закупщик, да что поделаешь.
— Было б желание, а вину можно загладить...
И объяснил, в каких сведениях нуждаются красные, как надо тормозить заготовки продуктов для белых войск и обслуживание их гужевым транспортом.
Воробьев долго теребил окладистую бороду, прежде чем произнес: «Согласен». Два дня прожил заготовитель у старосты, собирал нужные сведения. При прощании тот попросил охранную грамоту:
— Уедешь, кто мне на слово-то поверит?
Волков не знал, что бы придумать — ни бланков, ни печати у него не было. Вынул из кармана свою фотографию (еще в шляпе и при галстуке снимался), на обороте написал: «Я, нелегальный представитель Советской власти в Архангельске, прошу ту Советскую власть, которая столкнется с тов. Воробьевым, считать его своим работником, ибо при моем возвращении из Архангельска я нашел у него приют и все необходимое. М. Волков. В штаб 6-й армии. Уколову».
Михаил верил в искренность старосты, но, вручая фотографию [20] Эта фотография экспонируется в Архангельском краеведческом музее.
, все же сказал:
— Предупреждаю: задумаешь предавать, разговор будет короткий. Ты под надзором товарищей.
— И не сомневайся, — заверил староста. — Вину свою заглажу.
В Подсосонье Волков и Олонцев вернулись с тремя бычками. Их тут же зарезали. Голову, печенку и две ножки Алексей отнес попу Силантию.
— Чего это ради? — недовольно спросил Михаил.
— Для маскировки. Я его уже давно подкармливаю.
С вечера затолкали в туши листовки. Только позавтракали, пришел поп с просьбой взять его в Архангельск.
Читать дальше