Ирина Сукневич - Битва на поле Куликовом

Когда темник вошел в зал увеселений, она присела в танце на одной ноге, подняв другую. К босым ногам было пристегнуто несколько поясков с маленькими серебряными колокольчиками. Они мелодично позванивали в такт танца. Ярко-желтая ткань, которой было окутано тело танцовщицы, не скрывала стройности ее фигуры. Между черных, густо подведенных бровей, как яркая звездочка, алело красное нарисованное пятнышко.

Девушка то замирала, глядя перед собой, то разводила в стороны украшенные браслетами руки. Вот ладони подняты кверху. Колени разведены в стороны. Движения легки, грациозны — залюбуешься.

Засмотрелся Мамай на индийскую танцовщицу.

А хан уже русских пленниц потребовал. Неслышно, гуськом вошли девушки в длинных, до пола сарафанах, с низко опущенными головами.

— Пляшите! — приказал хан.

— Пляшите! — перевел толмач, стоявший рядом с ханом.

Девушки разом всплеснули руками, будто птицы крыльями — улететь, улететь бы на милую родину… И вдруг поплыли по голубому нарядному полу, словно лебедушки по лесному озеру.

«Печален танец, — подумал Мамай. — Что же, у горя и танцы и песни печальные».

Хан смотрел на девушек с изумлением: что двигает их по полу? Неужто ноги, скрытые под сарафанами, могут переступать так плавно?

— А ну, поднимите юбки! — приказал хан.

Но девушки не понимали его, продолжался их медленный танец, плыл тесный хоровод.

Толмач перевел повеление:

— Хан желает видеть ваши ноги! Поднимите подолы! Да повыше!

Пленницы послушно приподняли сарафаны, и хан, увидев их размеренный шаг, засмеялся:

— Дивно!

Одна из русских, полонянка с Рязанской земли, синеглазая, тоненькая, как только что выглянувшая из весенней земли травинка, была особенно пригожа.

«Мне бы ее!» — алчно подумал Мамай.

Но его взгляд встретился со взглядом хана, и Мамай торопливо отвел глаза от девушки.

«Всегда на моем пути ты! — со злобой подумал темник, но лицо его, обращенное к хану, оставалось любезным. — Съели бы тебя собаки!» И приветливая улыбка раздвинула его тонкие губы — Мамай наклонился к своему повелителю:

— Великий хан, есть недобрые вести из Москвы.

Абдулла поморщился, весь его недовольный вид говорил: «Ну и разбирайся сам с этими русскими. Не мешай мне веселиться».

Но Мамай продолжал, и упорство было в его голосе:

— Важные вести, великий хан. К Мюриду ездили за ярлыком московские послы.

Имя соперника заставило хана внимательно слушать темника.

— Надо и тебе, великий хан, послать московскому князю ярлык на великое княжение. Если примут, значит, тебя русские признают сильнее Мюрида. Так ты унизишь его.

Хан заулыбался, подумал: «Цены тебе нет, мой верный Мамай, ты всегда знаешь, что надо делать». Довольный Абдулла растопырил перед своими глазами пальцы, разглядывая украшавшие их перстни. Мамай застыл в ожидании. Хан с трудом снял с жирного пальца перстень с алым, как кровь, рубином и подал его темнику.

На следующий день снарядили самых лучших коней, приказали послу как можно быстрее доставить ярлык московскому князю во Владимир. Уже известно было в Орде: там митрополит Алексий торжественно венчал на великое княжение двенадцатилетнего Дмитрия, получившего ярлык от хана Мюрида.

Во Владимире посла Абдуллы приняли, как и полагалось, с почестями, одарили подарками. И опять старейшие бояре спорили-гадали, что делать: брать ярлык или нет? Вроде бы негоже отрекаться от Мюрида, по ярлыку которого сел на великокняжеский престол Дмитрий. А если его убьют не сегодня-завтра? Кто из двух ханов сильнее? Как быть? И порешили: от ярлыка, Абдуллой присланного, не отказываться. И был принят ярлык от посла с благодарностью, а сам посол отпущен с честью.

А в Орде ждут своего посланца: что Москва ответит? И вот возвращается посол с щедрыми дарами от князя Дмитрия и хану, и женам его, и Мамаю, и знатным вельможам. Но главное — весть радостную привез: приняла Москва ярлык на великое княжение. Ликует Мамай: удалась хитрость.

Вскоре верные слуги Мамаевы доносят ему: в ярость пришел Мюрид, когда узнал, что московский князь принял ярлык от Абдуллы. Тут же решение принял: послал ярлык да сильный отряд татарских воинов в Суздаль к Дмитрию Константиновичу: иди, мол, во Владимир, прогони с престола московского князя и сам садись на великое княжение.

Потирает руки Мамай: «Слава аллаху! Пусть грызутся, как шакалы, русские князья. В их раздоре наша сила».

И опять доносят Мамаю: Дмитрий Константинович с великой радостью принял Мюридов ярлык, собрал рать и поехал во Владимир. И еще через некоторое время доносят: князь Дмитрий вернулся в Москву и не ведает, что его соперник в Успенском соборе снова венчается на великое княжение.