Олег Велесов - Лебедь Белая

– Грозишь, никак, Боян?

– Упаси меня Дажьбог от такого. Не чужие мы с тобой люди, и внучки твои такоже и мне родные.

Интересно, о чём это они? Бабка моя раскудахталась лютой клушею: перья распушила, клюв раззявила, того и гляди на волхва кинется; а тот стоит себе вольно и на всю лютость ему не иначе, как ёжику на зимнюю стужу. Хотя зима в этом году, обещают, та ещё будет.

Бабушка всплеснула руками и всхлипнула.

– Умеешь ты людям головы затуманивать… Ох… Прошу, отстань от нас. Уж и так на край света ушли, а ты снова здесь.

– Так по-иному и быть не может. Тебе ли не знать пророчество древнее? По нему всем нам друг дружки держаться следует. И помогать. А Лебедь уже выросла, и птенцы её выклюнулись. Самое время им дорогу верную указать, на истинный путь направить. А без этого не достичь нам благоденствия на земля нашей, как было то во времена Трояновы!

Волхв воздел руки к небу, поднял посох над головою, и почудилось мне, что где-то за лесом отозвался эхом гром небесный, да такой сильный, что Дажьбог едва не погас. Я присела, втянула головёнку в плечи. Ничего себе! Небо вроде чистое, а гром грозовой бабахает, будто сам Перун рядом.

Бабка моя поникла. Она и без того не слишком весёлая была, а тут и вовсе завздыхала. Вот как волхв незнакомый на неё влияет! Я когда вырасту, тоже хочу влиять. Но мне волхвом быть нельзя, потому что я девка, а все волхвы сплошь мужи старые. Я буду как мамка моя. Она лучшая на всей земле врачевательница и ещё приёмы богатырские знает. Когда ромей однажды с цепи сорвался и стал кур по двору гонять, она не испугалась, а схватила его за шкирку и мордой о землю приложила. Не каждый так сможет. Попрошу батюшку, чтоб он наравне с братьями меня драться учил.

Но с этим потом разберёмся, а пока я решила за бабку заступиться, чтобы волхв на неё боле не влиял. Я вышла вперёд, подбоченилась.

– Оставь бабушку мою. Видишь, она и без того устала? Нет бы помог ей корзину до дому донести. Поможешь?

– Отчего ж не помочь? Хорошему человеку всегда помогать следует, – ответил волхв.

Он взял бабушкину корзину и уже втроём мы двинулись к дому. Место было открытое, по левую руку рожь колосилась, по правую гречиха волновалась, поэтому заметили нас быстро. Заметили – и вышли встречать. Впереди матушка с батюшкой.

– Отче! – поклонился волхву отец, а мамка завизжала радостно и запросто кинулась ему на шею.

Вот ведь: бабка от этого волхва плачет, а мамка виснет на нём, будто бусы – и попробуй их пойми.

Деда Малюта тоже вышел. Постоял, потёрся плечом о воротный столб, ухмыльнулся. По всему получалось, что он тоже волхву не враг.

– Вот и свиделись, Боян. А я уж думал, всё…

Что деда Малюта подразумевал под своим многозначительным «всё», я не разобрала, но поздоровались они, словно всю прежнюю жизнь в друзьях проходили. В общем, большая часть моих родственников волхву оказалась рада.

Возле летней кухни накрыли стол. По случаю дорогого гостя мама выставила много вкусного, и упускать возможность хорошо покушать я не стала. Я сдвинула на свой край стола всего и помногу, и принялась наворачивать. Но за делом не забывала ушами водить.

– Встретил не так давно Поганка, – рассказывал волхв, похрустывая квашеной капусткой. Он брал её из мисы щепотью и ловко отправлял в рот. – Вырос, возмужал. Большим человеком в Смоленске стал. Врачует людей, с бесами борется. Женился. В жёны девку взял славную, тоже знахарку. По всему получается, что в тебя, Лебёдушка: и лицом, и походкой, и делами. Только покладистей.

– Придумаешь тоже, деда Боян. В меня… – смущённо отмахнулась мама.

– Скромничаешь. Он и тогда с тебя глаз влюблённых не сводил, да только ты никого, кроме своего Гореслава видеть не желала.

Волхв, как я поняла, рассказывал прежнюю историю с одним из мамкиных воздыхателей. Много их у неё. Кого-то батюшка отвадил, кого-то я, и уж если встречу эту Поганку, глаза ему выцарапаю непременно.

– А Сухач всё так же в Киеве, – продолжал рассказывать волхв.

– Не засадили его ещё в поруб за дела воровские?

– Куда там. Княжьим целовальником стал, из воров в мздоимцы перебрался. Раздобрел, из-за щёк глаз не видно. Звал его с собой, да он от меня как бес от травы бесогонки сбежал. Прошлых походов ему сполна хватило.

Я начала зевать. Разговоры тянулись бесконечно, и всё о людях, которых я не знала. Скучно. Пойти что ли ромейку подразнить?

– А ты, Гореслав, я слышал, к Милонегу на помощь собрался?

– Собрался, – кивнул батюшка. – Благословишь, отче?