Лариса Шкатула - Казачья доля - воля-неволя

– А вы к себе не очень добры.

Он внимательно посмотрел в глаза Семену, и тому от взгляда строителя стало неуютно. Но ответил честно.

– Пытаюсь жить так, чтобы больше не поддаваться соблазнам.

Строитель опять расхохотался.

– Дорога в ад вымощена добрыми намерениями… Простите, я не имею права давать вам советы, но все-таки… Отпустите себя!

– Как это?

– Так. Живите, как живется. А то если вы начнете все время смотреть под ноги, вы не увидите звезды.

– Красиво говорите… Я нечаянно перебил вас. Что вы хотели мне сказать?

– Мне это важно… Я хочу, чтобы вы все обо мне знали… ну, когда я приду к вам, как к старшему брату… Люба… Любовь Михайловна не хочет, чтобы я говорил с ее отцом.

– Но у Любы есть крестный!

– И с крестным тоже. Она говорит… Вы можете гордиться своей сестрой! Она, можно сказать, у вас революционерка…

– Революционерка, а это не опасно?

Леонид Владимирович опять заглянул в глаза.

– Вы шутите, правда?

– Шучу… Уж больно издалека вы ко мне подходите!

– Простите, волнуюсь!

– Не бойтесь, я вас не съем. Да и какое право я имею вас судить?

– Но я ничего не говорил насчет суда… Вы сами догадались? Это была юношеская глупость. Знаете, такое воодушевление, желание совершить подвиг… во имя счастья всех… Я вступил в один кружок, участники которого замыслили свергнуть царя.

– Свергнуть царя?! – повторил Семен со священным ужасом. – Но я видел его, Александра Александровича, когда он был еще великим князем. Это такой человек! Большой человек. И очень простой…

– Но мы собирались свергнуть другого… Его отца! Нашу группу, слава Богу, арестовали, почти всю, так что нет на моей совести кровопролития. Меня пожалели, на каторгу не сослали, а просто запретили проживание в столице… Я приехал сюда, и только здесь, среди народа, которого, возможно, мы по-настоящему и не знали, я понял: что людям не станет лучше оттого, что мы убьем очередного царя… Вот, я опять увлекся. Но, поверьте, когда я узнал, что народовольцы 16 16 Члены организации «Народная воля» с главной программой: свержение самодержавия все-таки царя убили, мне стало стыдно, что я был с ними заодно… Вы думаете, что я не пара вашей сестре?

– Думаю, Люба сама будет решать, кто пара ей, а кто – нет. Могу только сказать, если она захочет быть вашей женой и скажет мне об этом, я не стану чинить ей препятствий.

– Спасибо вам, спасибо! – строитель затряс руку Семена, не переставая его благодарить.

Но тот постарался скорее уйти. Надо сказать, после этого откровенного разговора, Семен некоторое время приходил в себя, напоминая: не судите, не судимы будете! И ничего не мог с собой поделать. Как же так, находятся люди, которые хотят убить царя, помазанника Божьего! В его голове такое не укладывалось.

Семену приходилось встречать казаков, которые исповедовали ислам, даже казаков-буддистов, – у них была разная вера, и с этим можно было жить, но никогда, ни один казак не усомнился в том, что власть царя – от Бога! И потому он неприкосновенен.

Значит, тот, кого любит его сестра, безбожник?.. Но нет, он же покаялся! Бог должен простить его грехи, а, значит, и Семен тоже… Никогда он не думал, что это так трудно: прощать!

Дул холодный ветер. Особенно это ощущалось здесь, на Сорочьем пригорке, который теперь обживала Люба. Не сегодня-завтра будет снег, и все здесь покроется белым, занесет крыши конюшен, столбики, отметившие будущие левады…

Строитель все делает правильно. Он возвел под крышу конюшни, и теперь можно к отделке внутренних помещений, сбивать стойла, кормушки… В общем, работы еще много.

Семен выбрал себе комнату на втором этаже. Дом и так стоял пусть на небольшом, но пригорке, а со второго этажа была видна вся станица, так что он полюбил стоять у окна, вглядываясь в ровные квадраты улиц, среди которых не было тупиков – все они вели к центру, по ним удобно было скакать верхом.

А потом он переводил взгляд вдаль, туда, где далеко за станицей синели горы, где шла, казалось, совсем другая жизнь. А, может, такая же, но картина была непривычная и потому захватывающая.

Почему станичники не строят двухэтажные дома? Это хорошо, что Люба такое придумала. Вот ведь, как жизнь устроена. Кажется, что такое – дом. У всех есть дома – кто к какому привык. Но Люба построила и поневоле думалось, что теперь вся жизнь у детей Михаила Гречко повернется по-другому.

– Зачем тебе жить на втором этаже? – дивилась Люба, которая хоть и такой высокий дом построила, а предпочитала жить на первом этаже. Повторяла вслух чьи-то слова: