Мэгги О'Фаррелл - Хамнет

— Я сама принесу его, — заявила Мэри, направляясь к колыбельке.

— Нет уж, позвольте мне… — возразила повитуха, загораживая ей путь.

Мэри в сердцах оттолкнула ее.

— Прочь с дороги. Я сама принесу моего внука.

— Знаете, сударыня, должна сказать вам… — сердито начала повитуха, однако ей так и не удалось закончить фразу, поскольку в тот же момент за их спинами послышался тонкий заливистый крик.

Обе мгновенно обернулись.

Ребенок в руках Агнес, крохотная девчушка, визжала во все горло, возмущенно подняв ручки, едва она начала дышать, ее тельце быстро порозовело.

«Значит, два малыша, а не один», — успокоенно подумала Агнес, лежа в кровати, за плотно задвинутыми из-за сильных сквозняков занавесами.

В первые несколько недель, естественно, все сомневались, что девочка выживет. Но Агнес знала, что ребенок будет жить. Она точно знала это и душой и сердцем, всем своим существом. Она узнавала и походку своей свекрови, когда та на цыпочках бесшумно заходила в комнату и, подойдя к колыбельке, тревожно смотрела на малышей, иногда проверяя, дышат ли они, легко прикасалась к их грудкам. Она понимала, почему Мэри убедила Джона поскорее окрестить детей: они с Джоном старательно завернули малышей в несколько одеял, засунули их за пазухи и поспешили к священнику. Спустя некоторое время Мэри влетела в дом с видом победительницы, завершившей гонку, опередив противника; она подошла к Агнес и, протянув ей младшую из двойняшек, гордо заявила:

— Вот, крещение прошло успешно, теперь у нее есть имя.

Агнес, казалось, могла вовсе не спать. Могла не вставать с кровати. Не нуждалась и в помощи, хотя руки ее не пустовали. В любой момент она могла понадобиться одному или обоим малышам. Она могла покормить одного, потом другого, а потом опять первого; могла кормить их обоих сразу, когда детские головки встречались в середине ее груди, а оба тельца покоились на материнских руках. Она кормила их почти непрерывно.

Мальчик, Хамнет, оказался крепким и здоровеньким. Это она поняла с первого взгляда, едва увидев его. Определенно цепкий и уверенный в себе, он очень старательно сосал грудь. Девочке, Джудит, требовалось содействие. Иногда она просто лежала, открыв ротик, несмотря на то, что внутри уже находился сосок, и выглядела странно растерянной, словно не совсем понимала, что ей надо делать. Агнес приходилось похлопывать ее по щечке, поглаживать по подбородку, щекотать шейку, напоминая девочке, что надо сосать, глотать, жить.

Понятие о смерти у Агнес долгое время связывалось с образом отдельного жилища, наполненного внутренним светом, возможно, где-то посреди обширной низины вересковой пустоши. В этом жилище обитали живые; а умершие бродили вокруг, прижимая свои лица, руки, кончики пальцев к окну, отчаянно желая вернуться, оказаться среди своих родных. Некоторые из обитателей могли слышать и видеть тех, кто бродил вокруг; кто-то мог даже говорить с ними через стены; но большинству это не было дано.

Мысль о том, что эта крошечная девочка могла оказаться снаружи, среди холодных туманных болот, без нее, казалась невероятной. Она не позволит ей уйти туда. Обычно из двойняшек погибает более слабый: это всем известно. И все ждали, как она понимала, когда это случится. Агнес тоже понимала, что для ее малышки дверь, ведущая из этого жилища, приоткрыта; она чувствовала холодок потустороннего сквозняка, сырость того ледяного ветра. Она знала, что ей суждено иметь только двух детей, но не признавала этого. Она убедила себя в этом в глухие часы той ужасной ночи. Она не позволит забрать ее, ни сегодня ночью, ни завтра, никогда. Она найдет ту злосчастную дверь и накрепко закроет ее.

Оберегая двойняшек, Агнес укладывала каждого из них в постель рядом с собой, один дышал ей в одно ухо, другой — в другое. Когда Хамнет просыпался с голодным криком, Агнес будила и Джудит. «Пора поесть, малышка, — шептала она ей, — пора поесть».

Она стала побаиваться своих прозрений, даже откровенно бояться. С ледяной ясностью ей вспоминалось, как она видела мысленным взором себя на смертном одре, с двумя детьми в изножье кровати. Теперь она осознала возможность, более того, весомую вероятность того, что одному из ее детей суждено умереть, ведь дети вообще часто умирают, не дожив до года. Но она этого не допустит. Не допустит. Она вырастит малышку, обоих малышей, поможет им стать крепкими и здоровыми. Она закроет собой дверь, ведущую в иной мир, она будет твердо стоять там на страже, перекрывая путь. Она защитит своих трех детей от всего, что таится за пределами домашнего мира. Неустанно, без сна и отдыха, она будет защищать их, пока не убедится в их безопасности. Она будет сопротивляться, будет бороться, опровергнет собственное предвидение, вечно сулившее ей только двух детей. Она справится. Она уверена, что сумеет победить.