Мэгги О'Фаррелл - Хамнет

Они полагали, что он торчит там, наблюдая за приходящими людьми. Видимо, ему хотелось оценить, много ли народу собирается, много ли будет зрителей и, соответственно, велики ли будут сборы.

Однако они заблуждались. Перед началом спектакля он считал это место лучшим для своего пребывания: под ним находилась сцена, круглый зал постепенно заполнялся зрителями, за его спиной актеры превращались из обычных людей в эльфов или принцев, в рыцарей или дам, или в волшебных чудовищ. Только в этом месте он чувствовал некоторое уединение, невзирая на столь многолюдное сборище. Он чувствовал себя парящей над земным миром птицей. Отстраняясь от нижнего мира, он возвышался над ним, наблюдал за ним. Такое состояние напоминало ему о том, как парила по воздуху пустельга, когда-то жившая у его жены, тот самый парящий полет на раскинутых крыльях над верхушками деревьев, когда эта птица обозревала все укромные земные уголки своими зоркими глазами.

Он стоял в ожидании, опираясь руками на оконную перемычку. Под ним, далеко внизу, собирались люди. До него доносились их голоса, невнятное бормотание, восклицания, приветственные возгласы, крики торговцев, у которых оживленно покупали орехи или цукаты, быстро вспыхивающие и так же быстро затихающие споры.

Раздавшийся за его спиной грохот сменился проклятьем и взрывом смеха. Кто-то споткнулся о чьи-то ноги. Последовали грубые шуточки по поводу столь неловкого падения и девственной непорочности, сопровождаемые очередным хохотом. Один из актеров, поднявшись по лестнице, спросил: «Эй, вы не видели мой меч? Я потерял меч, наверняка кто-то из вас, сукины дети, припрятал его!»

Вскоре ему самому предстоит переодеться, снять свою повседневную, обычную уличную одежду и нарядиться в театральный костюм. Ему придется взглянуть на себя в зеркало, чтобы создать на лице образ своего героя. Он возьмет склянку с белилами и размажет их по лицу, забелив также бороду. Углем подчеркнет выразительность глаз и намалюет брови. Привяжет на грудь доспехи, на голову водрузит шлем, на плечи накинет похожий на саван плащ. Полностью подготовившись, он будет ждать своего выхода, следя за происходящим на сцене действом, а когда услышит нужную реплику, то и сам выйдет на свет, чтобы представить очередного героя; и тогда он, вздохнув поглубже, произнесет текст своей роли.

Стоя там, наверху, он не мог предугадать, хорошо ли нынче будет принята новая пьеса. Иногда, слушая, как репетировали актеры, он думал, что спектакль близок к задуманной им трагедии; но порой ему казалось, что он не достиг намеченной высоты накала. Одни сцены вполне выразительны, другие — скучны, третьи — следовало доработать. Что мог сказать один из персонажей? Он мог лишь расписывать диалоги на страницах — неделю за неделей, он только этим и занимался, почти не покидая свою мансарду, едва успевая поесть, никогда ни с кем не общаясь — и надеяться, что, по крайней мере, некоторые из его словесных стрел достигнут цели. Новая пьеса, ее полный текст, заполняла все его мысли. Она балансировала там, словно готовое к подаче блюдо на кончике пальца. Эта трагедия волновала его — именно она, более всех других написанных им произведений, — гоняла разгоряченную кровь по его венам.

Река раскинула свою изменчивую туманную сеть. Ветерок доносил сюда ее влажный запах, насыщенный водорослями и дымом.

Возможно, виноват именно туман, этот густой речной воздух, но сегодня он чувствовал себя больным. Его переполняло странное беспокойство, какое-то легкое предчувствие чего-то особенного. Связано ли оно с нынешним представлением? Неужели его предчувствие связано с провалом? Сосредоточившись, он мысленно вспомнил все основные сцены, размышляя, какие из них они могли плохо отрепетировать, какие мизансцены недостаточно продумали. Нет, все сцены не раз проиграны и хорошо заучены. Все актеры полностью готовы к представлению. Ему ли не знать, ведь он сам вновь и вновь репетировал с ними.

Тогда в чем же дело? Почему у него такое ощущение, что его ожидала некая расплата, и почему ему невольно хотелось постоянно оглядываться? Он поежился, несмотря на жару и духоту гримерной. Пригладив ладонями волосы, он подергал кольца в ушах.

Сегодня, внезапно решил он, ему надо незамедлительно вернуться к себе домой после представления. Он не пойдет выпивать с друзьями. А направится прямо в свою мансарду. Зажжет свечу, заострит перо. Он откажется идти в таверну с актерами. Твердо откажется. Переправится за реку, вернется к себе на Бишопсгейт и напишет жене, закончит уже давно начатое письмо. Он не станет избегать этого мучительного дела. Напишет ей об этой пьесе. Он сообщит ей обо всем. Сегодня вечером. Непременно.