Проспер Мериме - Хроника времен Карла IX

Из адской предусмотрительности убийцы отвели бо́льшую часть лодок, стоявших обычно по всей длине Лувра, на другой берег реки, так что беглецы метались на берегу Сены, надеясь броситься в лодку и избегнуть вражеских ударов. Им оставался выбор между водой и алебардой преследовавших их солдат. А тем временем Карл IX, стоя у одного из окон своего дворца, вооруженный длинной пищалью, как говорили очевидцы, подстреливал, как дичь , несчастных прохожих. [62] Агриппа д'Обинье, «Всемирная история».

Капитан, шагая через трупы, забрызганный кровью, пробирался своей дорогой, ежеминутно подвергаясь опасности убийства по ошибке от руки какого-нибудь истребителя. Он заметил, что у всех солдат и горожан была белая перевязь на руке и белые кресты на шляпах. Ему ничего не стоило надеть эти опознавательные значки, но ужас, внушенный ему убийцами, отвращал его и от тех значков, которые служили для их опознавания. На берегу реки, около Шатле, он услышал, как кто-то его окликнул. Он повернул голову и увидел человека, вооруженного с головы до ног. Казалось, он не пускал в ход оружия, хотя имел белый крест на шляпе. Он стоял как ни в чем не бывало и вертел в руке какой-то клочок бумаги. Это был Бевиль. Он равнодушно смотрел, как с моста Менье сбрасывали в Сену трупы и живых людей.

— Какого чорта ты тут делаешь, Жорж? Какое чудо и какая благодать придали тебе столько рвения? Вид у тебя такой, словно ты охотишься на гугенотов.

— А ты сам что делаешь среди этих несчастных?

— Я, чорт меня возьми, я смотрю: ведь это же зрелище! И знаешь, какую я славную штуку выкинул: ты помнишь старика Мишеля Корнабона, ростовщика-гугенота, который меня обчистил до нитки?

— И ты его убил, несчастный?

— Я, да что ты? Я не вмешиваюсь в дела религии. Я не только его не убил, но я спрятал его у себя в погребе, а он мне вернул расписки и написал о получении всего долга сполна. Таким образом я совершил доброе дело и получил за него награду. Разумеется, для того чтобы ему полегче было писать эту записку, я два раза прикладывал ему пистолет к голове и, чорт меня возьми, я ни за что бы не выстрелил… Постой, постой, смотри-ка, женщина зацепилась юбками за брусья на мосту, упадет… нет, не упадет! Что за чума! Любопытно, это стоит посмотреть поближе!

Жорж оставил его. Ударив себя по лбу рукой, он говорил про себя: «И это один из самых порядочных дворян, которых я знаю в столице!»

Он пошел по улице Сен-Жос, не освещенной и безлюдной. Было несомненно, что там не жил никто кроме реформатов. Однако, и там отчетливо раздавался шум из соседних улиц. Внезапно белые стены осветились красным огнем факелов. Он услышал пронзительные крики, он увидел неизвестную женщину, полуголую, с распущенными волосами, с ребенком на руках. Она не бежала, она летела со сверхъестественной быстротой. Ее преследовали двое мужчин, воодушевляя один другого дикими криками, словно охотники на звериной ловле. Женщина хотела броситься в аллею, как вдруг один из преследователей стрельнул в нее из пищали, выстрел попал ей в спину, и она упала навзничь. Она тотчас же встала, сделала шаг по направлению к Жоржу и снова упала на колени, затем последним усилием она протянула своего ребенка капитану, словно вручая младенца его великодушию, и, не произнося ни слова, умерла.

— Еще сдохла одна еретичка, — воскликнул человек, стрелявший из пищали, — но я не успокоюсь, пока не убью дюжину их.

— Злосчастный! — воскликнул капитан и в упор стрельнул в него из пистолета. Голова злодея застучала, ударяясь о противоположную стену. Он страшно выкатил глаза и, скользя на пятках, как неудачно прислоненная доска, скатился, вытянулся на земле и умер.

— Как, убивать католиков?! — воскликнул товарищ убитого, держа факел в одной руке и окровавленную шпагу в другой. — Кто ж ты такой? Боже, господин офицер, да вы из легкой конницы короля! Чорт возьми, ваша милость обозналась!

Капитан вынул из-за пояса второй пистолет. Истребитель бросил факел и стремительно побежал. Жорж не удостоил его выстрелом. Он наклонился, осмотрел женщину, простертую на земле, и убедился в ее смерти. Пуля прошла навылет. Ребенок, обняв ее за шею, кричал и плакал. Он был измазан кровью и каким-то чудом не был ранен. Капитан с некоторым усилием отнял его от матери, за которую он инстинктивно цеплялся, потом закутал его своим плащом и, наученный только что происшедшим случаем благоразумию, поднял шляпу убитого солдата, снял с нее белый крест и надел себе на шляпу. Благодаря этому он безостановочно имел возможность добраться до дома графини.