Ольга Андреева-Карлайл - Остров на всю жизнь. Воспоминания детства. Олерон во время нацистской оккупации [litres]

Колеса стучали, но я больше не чувствовала себя отмщенной. Я испытывала отвращение – как в тот день осенью 1940 года, когда я поняла, как сильно ненавижу Клару. Теперь она испортила нам первые часы свободы. Это чувство не покидало меня еще много дней, мешая мне радоваться нашему спасению.

В маленьком городе Сен-Север у подножия Пиренеев, куда поезд наконец привез нас после долгого путешествия, длившегося больше четырех суток, мы получили письмо от Наташи. Оно пришло в ответ на нашу телеграмму в Ниор, в которой мы сообщали, где оказались. В письме тетя писала, что с ними все хорошо, они пережили весенние бомбежки – им пришлось несколько недель жить в чистом поле. Сосинские и бабушка приехали несколько дней назад, они живы и здоровы. Володя немедленно вступил в FFI в Ниоре, чтобы помочь французским властям разбираться с русскими, оказавшимися в регионе из-за немцев, – неважно, были ли они солдатами вермахта или их пригнали на принудительные работы. В этом письме Наташа сообщала:

…Вы не поверите, но четыре дня назад к нам домой ненадолго зашли Клара и Поль. Произошло такое же мистическое совпадение, как когда-то во время наших безумных приключений в период революции. Когда Сосинские и мама добрались до нас, Володя тем же вечером пошел в штаб-квартиру FFI в городе. Он услышал, как два офицера говорили о красивой блондинке с острова Олерон, которую только что арестовали. Она итальянка, убежденная коллаборационистка, работала переводчицей в немецкой комендатуре. Володя сразу понял, что речь идет о Кларе. Он прекрасно знал, что бывает с женщинами, которых обвиняют в сотрудничестве с немцами. Он побежал в тюрьму и договорился, чтобы Клару и Поля освободили под его ответственность. С Кларой не успело случиться ничего дурного – пока. Они с Полем пришли к нам домой. Они были напуганы, голодны, лишились всех своих вещей. У них даже шнурки и ремни отобрали. Они хотели уехать как можно скорее. Я дала им денег на дорогу – они сказали, что поедут в Париж. Почему Клару арестовали? Кто из олеронцев так сильно желал ей зла, что донес на нее как на коллаборационистку?

После этого случая Клара навсегда исчезла из нашей жизни. Мне кажется, что быть рыцарем и защитником вдов и сирот во что бы то ни стало было Володиным призванием – только так можно было объяснить это совпадение, которое для Клары было настоящим чудом. Быть может, именно благородство, проявленное Володей, навсегда развеяло ее чары.

После войны наша семья вернулась в Плесси, и мы счастливо жили там много лет. Калита, которых освободили в Сюржере в тот январский день, воссоединились с нами в Сен-Севере, потом вернулись в Париж и, как и Клара, исчезли из нашей жизни.

Клару я видела еще только один раз. Однажды вечером в начале 1950-х годов мы с моим будущим мужем, Генри Карлайлом, гуляли по Латинскому кварталу в Париже. Вдруг я почувствовала дурноту и вцепилась в руку Генри. Издали я увидела Клару, которая переходила площадь Сен-Жермен. Потом она растаяла в темноте.

Ранней весной 1976 года я впервые за много лет вернулась на Олерон, мы ездили вместе с моим братом Сашей. И остров, и Сен-Дени сильно изменились. Но когда наступил вечер – все встало на свои места. Темная листва лавровых кустов все так же струилась поверх белых оштукатуренных стен в Кларином переулке, который все так же слегка заворачивал на подходе к Портовой улице. Мол был все там же, в конце улицы, только дальний край его подмыли волны – то самое место, откуда Клара, как русалка, любила нырять в море под восхищенными взглядами немецких офицеров. Дом Ардебер снаружи выглядел темным и загадочным, он совсем не изменился, только юкка и большое каштановое дерево исчезли. На низкой стене – той самой, где когда-то любили сидеть малыши, теперь поверху шла нелепая решетка. Стена размышлений и одно из сливовых деревьев были на месте.

Попытки найти на острове хоть кого-то знакомого были безуспешны. Старики уже умерли. Молодые выросли и, как и мы, так изменились, что ни мы их не узнавали, ни они – нас. Месье Гийонне жил теперь на пенсии в Рошфоре, и мы собирались заехать к нему на обратном пути в Париж. По мистическому совпадению – хотя в детстве такие вещи нас не удивляли – он умер во сне как раз тогда, когда мы с братом бродили по острову. Рано утром в тот день мы нашли на кладбище могилу мадемуазель Шарль с памятником из черного мрамора. Я мысленно поблагодарила ее за все, что она по мере своих сил делала для нас. В канаве, окружавшей кладбище, все так же росла крапива. Внутри кладбищенской ограды поубавилось заросших травой незанятых мест.