Виктор Иутин - Кровавый скипетр

Белянка поняла, что спас ее старик Рябой, когда он занес ее в свою избу и запер дверь. Усадив ее в дальний угол, Рябой проговорил:

– Принесла их опять нечистая! Сколько еще терзать будут наш народ православный проклятая татарва?

Белянка впервые услышала его голос. Старик же зажег возле маленькой старой иконы свечу и начал креститься. Внезапно кто-то сильно ударил в дверь, затем еще раз, и она упала, отвалившись от косяка. Высокий крепкий татарин вступил в сени, и старик тут же бесстрашно набросился на него. Они начали бороться и душить друг друга на глазах несчастной Белянки. Падала на пол утварь, летели скамьи, опрокинулся стол. И вот татарин душил Рябого уже двумя руками, навалившись на него всем телом, но, сделав неимоверное усилие, Рябой перекатился и уже сам душил татарина, но упустил момент – из сапога татарин вынул кривой нож и несколько раз ударил им в бок старика – Белянка лишь успела зажать рот, застыв от ужаса. Хватка ослабла, и татарин, скинув противника с себя, нанес ему еще несколько ударов ножом в грудь и затем вытер окровавленное лезвие о рубаху убитого. Немного побившись, старик затих, так и не успев закрыть глаза, а на полу возле него зловеще росла темная лужа. Тяжело дыша, татарин остался сидеть на нем и вдруг взглянул на прячущуюся в углу Белянку. Подскочив к ней, словно ловкий зверь, он схватил ее и вскоре уже выносил из избы. К седлу его черного коня была привязана ременная корзина, из которой уже выглядывали испуганные детские личики. Бросив в корзину и Белянку, татарин вскочил на коня и пустился вперед.

Деревня полыхала. Убитые лежали в снегу, а татары грабили и сжигали их дома. Вот полыхала и изба Рябого, и Сутырина. Тревожно мычащую скотину насильно уводили стадом, стегая плетьми. Отец, где же ты, спаси! Буренку нашу уводят, Господи, как же – татарин тянул ее за веревку, обхватившую шею, корова упиралась, а татарин тянул так, что глаза коровы едва не вылезали наружу, и Буренка лишь мучительно мычала, будто тоже звала на помощь. Но скоро все надежды на спасение рухнули – Белянка увидела отца, лежащего у дороги с разрубленной головой, и тут же закрыла глаза, не в силах даже заплакать. А татарин уверенно вел коня дальше. С ним, отягощенные богатой добычей, уходили и другие всадники. Вскоре деревня, которая для юной Белянки была целым миром, осталась позади – был виден издалека лишь валящий черный дым. Много пленников взяли незваные гости – детей, молодых девушек и юношей.

Долго еще шли татары, начали подходить к другой деревне, но внезапно что-то заставило их отступить. Наперерез им неслись русские всадники, постепенно окружая татар. И надеялась Белянка, что настигнут ее похитителя, освободят девочку вместе с другими детьми, со страхом прятавшимися в глубокой корзине. И вот уже два русских всадника были рядом, с обеих сторон зажимали несущегося прочь татарина, но он, выхватив лук, молниеносно выпустил две стрелы – и русичи, вскинув руки, упали в снег. Татарин же умчался дальше вместе с отступающим отрядом.

Со стороны русских выехал мощный, видный воевода со своим полком. Это был сам Александр Горбатый-Шуйский, а рядом с ним костромской наместник Захарий Яковлев. Хмуро глядя на отступающих татар, сказал воевода всадникам:

– Скачите за ними, гоните за самую Волгу! Сможете – отбивайте пленных! Режьте их безжалостно, иначе эта проклятая война не закончится…

Иоанн в марте со всем войском вернулся в Москву. Тут же отправился он в Троице-Сергиеву обитель. Когда приближались к монастырю, Иоанн с удовлетворением отметил, что почти достроена высокая белокаменная стена вокруг монастыря, обещали к следующему году завершить работы. Так он решил придать любимой обители вид крепости, дабы оградить его от возможного захвата неприятелем. Монастырь не раз сгорал, заново отстраиваясь, подобно Москве. Иоанн значительно расширил территорию обители, дабы можно было возводить там новые и новые постройки.

Царь и его свита, шагающие по бархатному ковру с молитвами и иконами, были одеты в сверкающие на мартовском солнце одежды, причем платье государя было таким тяжелым, что Адашев и Данила Захарьин поддерживали Иоанна за руки. Толпа собралась окрест, было только и слышно:

– Государь! Государь! Заступник ты наш!

Падали, молились, плача, лезли – ратники прочной стеной сдерживали натиск.

Из толпы, собравшейся у монастыря, Иоанн увидел старика, неистово рвущегося к нему:

– Государь! Государь! Дайте слово, государь!